Его любимая заноза

— Что за… — выдыхаю я, не веря своим глазам.

Мой тайник пуст!

В нем ни купюры, а было отложено немало!

Я собиралась уже наконец съехать с этого сумасшедшего дома, но меня обокрали.

И я знаю, кто это сделал.

Нет, это не мой никчемный отчим, а моя родная мать!

Швырнув коробку из-под обуви на кровать, я выбегаю из комнаты и мчусь на кухню. Они целыми днями в ней торчат. То в кухне, то в зале. Но чаще в кухне. Живут на деньги по инвалидности отчима, ну

Угадала. Они в кухне. Сидят, распивают свой любимый напиток. Но еще более-менее трезвые. Только принялись. А ведь еще четыре дня…

— Кто взял мои деньги?! — перекрикиваю я мизерный телевизор, что орет у них тут на всю кухню.

— Тон сменила, — рявкает мать, а отчим тем временем убавляет громкость. Он обожает, когда мать орет на меня, стыдит и обзывает.

— Я спросила, кто взял мои деньги? Ты?!

Мать кривит губы и махает рукой.

— Это за квартиру.

— Чего?! Я оплатила все счета. Свет, воду и отопление тоже!

— За проживание, — бросает мать.

— Что?! Это и моя квартира тоже! Я и продукты покупаю! Как ты… — осматриваю их стол и вижу, что у них тут не густо. Она не могла потратить все деньги. — Мама, прошу верни мои деньги, — прошу по-хорошему, готовая разреветься от отчаяния. — Они мне нужны.

— На что это они тебе нужны? Ты живешь здесь на халяву.

— Твой этот… — бросаю на него пренебрежительный взгляд на этого пса Анатолия, который споил мою мать за эти два года. — Тоже здесь на халяву.

— Он все до копейки мне отдает! А ты знаешь правила: кто живет здесь — отдает все матери.

— Верни мне деньги!

— А ну, не ори на мать, — ударяет кулаком по столу плешивый Анатолий, смотря на меня туманным взглядом. Он-то уже поддал как следует. В другом состоянии я его и не вижу. — Я терпеть не буду.

— Вы вообще не вмешивайтесь! — бросаю я. — И не смейте мне угрожать. Я уже вас предупредила, что если вы меня хоть пальцем тронете — я сразу обращусь в полицию. У вас и так условный срок, так что никто разбираться не буду.

— Ах ты дрянь… — рычит мама.

— Я и сейчас обращусь, если вы мне деньги не вернете! — угрожаю.

— А ты докажи, что я у тебя что-то брала? Сможешь? Лучше прикуси язык и не зли меня. А то пока ты на работе будешь, я все твои шмотки в подъезд выкину.

Во что же она превратилась за последние годы… Смерть отца ударила по ней, но недолго она горевала. Она быстро оправилась и стала чужим мне человеком. Даже внешность у нее изменилась спустя уже полгода такого образа жизни.

— Значит, ты не отдашь мне деньги?

— Обойдешься. Мы на них с Толей новый телик купим.

— Взамен того, что он разбил, когда был в хлам на новый год?

— Бывает! Все равно старый был, — говорит мать и, забросив ногу на ногу, начинает нарезать сало на доске.

— Отдай хоть часть… Они мне нужны. Я хотела съехать от вас! — признаюсь я, раскинув руки в стороны. — Хотела жить отдельно и вам не мешать. Для этого я и откладывала деньги.

Мать бросает нож на стол и, резко поднявшись, начинает идти на меня.

— Ах ты дрянь неблагодарная, — цедит она сквозь зубы. — Свалить решила, тварь! Оставить мать! Как твой папаша! — оглушает меня своим криком.

У меня из глаз брызгают слезы. Мне больно видеть и слышать ее такой. Она деградировала до такой степени, что я и не замечала все это время… А разве я могла ее остановить?

— Папа умер, а не бросал тебя, — выдыхаю я, на что получаю пощечину. Не сильную, но она оказывается очень болезненной.

Мы только что перешли еще одну черту.

— Ни слова о твоем паршивом отце, поняла?! Я устала слышать и видеть это твое осуждение в глазах. Думаешь, он был идеальным?! Не был!

— Папа вообще тут ни при чем. Ты сама про него начала! Еще и ударила ни за что!

— Ты свалить хочешь!

— Да, хочу! Мне тошно смотреть на такую тебя и на этого алкаша. А тебе я тут нужна, чтобы я вас обрабатывала. Я устала! С меня хватит! Я уже взрослая, хочу отдельной жизни!

— Так пошла вон отсюда!

— С удовольствием! Отдай мне деньги.

— Вот! Видела! — показывает мне фигу.

Тут со стула поднимается этот выродок, встает за матерью в качестве поддержки и смотрит на меня так, что готов сделать что угодно, что мать прикажет.

Я делаю шаг назад, смотрю на этих «людей» еще пару секунд и срываюсь в свою комнату, в которой закрываюсь и начинаю судорожно натягивать джинсы, свитер. Верхняя одежда у меня здесь. Ее тоже здесь надеваю.

Беру сумку, телефон, зарядку, документы. Все, что может понадобиться.

Выскакиваю из комнаты, мчусь к двери, у которой надеваю сапоги.

— Куда собралась? — с укором интересуется Анатолий. — Мать тебя не отпускает. А ну марш к себе в комнату!

— В жопу пошел, — выпаливаю и показываю средний палец ублюдку.

Выродок тут же пьяно замахивается на меня, но я уклоняюсь и, толкнув ублюдка что есть сил, лихорадочно отпираю дверь и выскакиваю в подъезд. Отправляюсь вниз на своих двоих, несусь со всех ног, не дай бог пьяный выродок за мной вздумает рвануть.

Оказавшись внизу, я понимаю, что уже не вернусь туда. Разве что с полицией.

Но сейчас я хочу успокоиться, немного побродить и подумать.

К сожалению, все мои подруги сейчас далеко от Москвы. Еще не вернулись из поездок. Новогодние праздники еще не закончились.

Черт, лучше бы я тоже поехала куда-нибудь и просадила бы все деньги.

Зачем я только их снимала… Но такой я человек. Я верю в наличку. На карте всегда мало храню, а кредитными картами не пользуюсь.

Сажусь на автобус, который идет в центр, выхожу на какой-то незнакомой остановке и не знаю куда податься. Ноги ведут в парк. Я в полной растерянности, близится отчаяние, но я гоню все это. Но по мере того как темнеется, я все же впадаю в глубокое отчаяние.