Его маленькое (не) счастье
Шрифт:
— А как ты хотела? — немного нервно выдаю я. — После твоих загулов я должен лезть в эту грязь?!
Марьяна сглатывает, стреляя в меня яростным взглядом.
— Я уже грязь? Ты свечку держал, ловил меня за руку? Да, я совершила некоторые ошибки. Но…
— Даже не хочу обсуждать твои «ошибки». Это уже твои дела. Давай перейдём к главному, — протягиваю ей копию договора.
— Что это? — недоверчиво посматривает на бумаги. Игнорирует их, заказывая у официанта фреш.
— Это наше мирное соглашение, — поясняю я. — Почитай.
—
Закатываю глаза, пытаясь держать себя в руках. У меня железное терпение, но у Марьяны дар выводить меня из себя. Раньше это даже заводило, примирительный секс все решал. Сейчас раздражает. Тошно.
— Да, Марьяна. Да! Все очень серьезно. Мы разводимся. Наш брак изжил себя. Это все равно случилось бы рано или поздно. Страсть прошла. Больше между нами ничего не осталось. Нас ничего не связывает. Не считая моих рогов. Я довольно сдержанный, наверное, другой на моем месте убил бы.
— Вот! Ты обвиняешь меня, а сам никогда меня не любил.
Смешно. До истерики. И я смеюсь в ладони.
— Мы были не про любовь, Марьяна. И ты меня не любила. Не нужно сейчас изворачиваться. Просто почитай договор. Я тебя не обидел.
Она отпивает фреш и отворачивается к окну, так и не взглянув на соглашение.
— Может, ты и прав. Да, любви не было. Но сегодня я поняла, что за все годы очень к тебе привыкла и не представляю своей жизни без тебя.
— Марьяна… — на выдохе произношу я. Она привыкла к статусу, деньгам и, естественно, с этим не готова прощаться.
— Прошу, дослушай меня, — выставляет руки, призывая меня замолчать.
Замолкаю, пусть выскажется. Выслушать — это единственное, что я готов ей дать.
— Наш брак не идеален, я не идеальна. Нам есть, над чем работать. Я готова меняться. Я готова исправить все ошибки. Мы можем посетить семейного психолога. Я готова на все, только не на развод, — вполне серьёзно заявляет она, но в глаза не смотрит. А я внимательно ее изучаю. Не верю. Это от отчаяния. И даже если она честна, это ничего уже не изменит.
— Нет, Марьяна. Моё отношение к тебе поменялось. Этого уже не исправишь. Мое мировоззрение перевернулось. Давай разойдёмся спокойно. Друзьями быть не обещаю, но и в помощи тебе никогда не откажу. Ты мать моей дочери, и поэтому я тебя уважаю. Все. Почитай соглашение. Взвесь все «за» и «против», прими правильное решение.
Зову официанта, чтобы расплатиться за заказ.
— Нет. Ничего читать я не буду, — демонстративно рвет копии на моих глазах. — И дочь тоже не отдам. Развода не будет! — уже более агрессивно выдает она, прекращая играть жертву. — Где Лера? Я хочу ее забрать. Я имею право!
— Нет! Подавай тогда в суд. Не хочешь по-хорошему — будет по-плохому, — кидаю на стол деньги и отъезжаю. Хочется глотнуть воздуха. Хочется напиться, отключить мозг… Но больше всего хочется увидеть Алису. Просто прикоснуться, поговорить, вдохнуть чистый запах и…
По дороге домой попадаем в пробку.
Раздражает.
Весь центр стоит.
Разговариваю по телефону с Лерой, потом с ее водителем, прося не упускать ребенка из виду и не отдавать Марьяне. Я не хотел этой войны, но Марьяна вынуждает. Как мне теперь объяснить ребёнку, почему она не может увидеться с матерью? Нет, я не эгоист и не чудовище. Только не нужна ей Валерия. Марьяна свалит все на нянек, а сама будет муштровать дочь. Мое решение позволить Марьяне видеться с Лерой по желанию — тоже во благо.
Пытаюсь работать на планшете, но сосредоточиться не выходит. Оттягиваю ворот душащей рубашки и отворачиваюсь к окну.
Дождь начинается.
Осень в этом году холодная и мокрая. По тротуару спешат люди. Какой-то парень в неформальных шмотках хватает девочку, перебрасывая ее через плечо и смеясь, куда-то тащит. Не вижу лица девушки. Волосы длинные, каштановые, блестящие, как у Алиски. И рюкзак, и платье… чертово короткое бордовое платье, которое было на ней с утра. Она дёргается, бьет парня по спине, одновременно пытаясь прикрыть попу, одергивая платье.
На секунды я забываю, что не могу ходить, дергаюсь, открываю дверь в желании оказаться рядом с ней и забрать девочку домой. Наступаю на ногу и тут же падаю назад в кресло. Стискиваю зубы, зажмуриваясь, матерюсь про себя. Больно. Но физическая боль тут же отступает на второй план. Чертовы ноги. Беспомощность приводит в ярость. Я могу только наблюдать, как какой-то утырок отпускает ее, ставя на ноги, открывает дверь кафетерия, театрально кланяется, пропуская Алису вперед, а она, улыбаясь, заходит внутрь.
Улыбается…
Моя девочка позволяет ему себя лапать и улыбается.
Она не умеет притворяться, всегда искренняя.
А я не могу сдвинуться с места.
Жалкое зрелище, мать вашу!
Зажмуриваюсь и со всей силы впечатываю кулак в спинку переднего кресла, так что мой водитель подлетает на месте, но у него хватает ума не комментировать мое безумие. Поток рассасывается, и мы сдвигаемся с места.
Ну а как ты хотел, идиот?
Она такая молодая, красивая, будет сидеть и покорно ждать тебя, инвалида с багажом в виде развода?
Женщину нужно забирать. Но, пока я не встану на ноги и не разведусь, это невозможно и даже низко.
«А дождётся ли она тебя?» — вкрадчиво, издеваясь, шепчет внутренний голос. Хочется биться головой о стену. А может, и правда прошло… В ее возрасте так бывает. Встретила молодого, неформального, веселого, сравнила и…
Хочется крушить все вокруг. Хочется вернуться назад и все-таки ее забрать. Вот так, внаглую утащить с собой, и плевать, если у нее все прошло. Вернется…
Только состояние не позволяет вот так внаглую. И я уже вбиваю свой кулак в ногу, вызывая очередную вспышку боли, чтобы хоть как-то перекрыть бурю негативных эмоций.