Его несломленная соседка

– Почему вы мне не сказали, что я выкидыш?!

Я догнала Валентину Петровну и начала просто орать. Не кричать, а именно орать. Почему именно сейчас?! Почему не сразу?! Зачем нужно было столько времени молчать?! Зачем нужно было подделывать документы?!

Я больше трех часов держалась стойко. Не давала воли эмоциям. Даже Сергей удивлялся, как я все это терплю. Но сейчас до истерики оставалось совсем чуть-чуть. Узнать о себе всю правду – это больно и тяжело. А узнать при всех и видеть сочувствующие взгляды окружающих –

– Маша, не истери! Это не в твоем характере, - строго произнесла женщина, прекрасно понимая мое состояние сейчас.

В отличие от остальных, этот воспитатель умел приласкать ребенка и в то же время корректно отругать. Не опускаясь до оскорбления или унижения. Именно поэтому мы с ней подружились. Я считала ее своим наставником. По жизни. Такой вот тяжелой жизни.

– А как мне сохранять спокойствие, когда самый близкий мне человек заявляет о таких вещах при всех! Я же к вам постоянно приезжаю. Вы мне могли рассказать в любое время. В конце концов, почему вы не сделали этого десять лет назад, а только сейчас?! – я начала снижать голос, но претензии выговаривала четко и уверенно.

– Десять лет назад тебя бы эта правда убила, - отрезала Валентина Петровна.

– А сейчас я должна рыдать от восторга и счастья?!

– Сейчас ты не одна. Переживешь.

Это не грубость от наставника. Это самое настоящее наставление. Как раз в характере «Мохнача». Быть может поэтому, она до сорока лет не выходила замуж. Не могла найти того, кто выдержит ее правдорубость и твердость характера.

– Зачем вы так со мной? – я уже совсем отчаялась.

Почему она не может меня понять? Да, она все делает сейчас правильно. Эта правда принесет в дело определенные дополнения. В результате судья даст срок больше. Но я бы не реагировала подобным образом, если бы знала все заранее.

– Затем, Маша, что пора бы тебе уже стать слабой рядом с сильным мужчиной. Он у тебя уже есть. Наконец-то нашелся, - она кивнула в сторону Сергея, хотя я их и не знакомила, не представляла друг другу и, уж тем более, не говорила, как зовут моего мужчину. – Но ты по-прежнему гордо несешь боль через всю свою жизнь. Одна. Прими эту правду сейчас и отреагируй на нее так, как хочешь в действительности. А в действительности ты хочешь плакать. Вот и плачь. Плачь на груди у своего возлюбленного. Почувствуй уже себя просто женщиной. Слабой и беззащитной. Теперь он тебя будет защищать. Защищать вашу семью. Только так женщина делает мужчину мужчиной. А он у тебя настоящий мужчина. И если бы ты все рассказала ему раньше, мы бы, возможно, здесь с тобой не стояли сейчас.

Я всхлипнула.

– Маш, я не хотела говорить этой правды. Но твои друзья из МВД очень настаивали, - тон Валентины Петровны смягчился. – Я долго думала, как поступить. Но решилась на отчаянный шаг. Прости, что обидела тебя.

Она обняла меня, и мои слезы тут же остановились, не успев толком появиться. Я умею справляться с эмоциями. Я сильная. Я справлюсь!

– Валентина Петровна, а нам стоит волноваться за свое прошлое?
– спросил Гена. Они вместе с Маришкой стояли все это время рядом и боялись слова вымолвить. Настолько были поражены.

– Нет. С вами, БУ-НИ-НЫ, все в порядке. Вы же вместе крали дела? – многозначительно посмотрела на меня «Мохнач». – Вот ваши были всегда настоящими, а у Машеньки подделка. Честно говоря, мы до сих пор подобными вещами балуемся. Побегов меньше, - смущенно улыбнулась женщина и подмигнула нам.

– Как камень с горы.., - глубоко вздохнула Маришка.

– Ладно ребят, я поеду. Мне еще в Воскресенск возвращаться, - с улыбкой проговорила Валентина Петровна и обняла нас всех по очереди.

Задержавшись на мне, прошептала мне в ухо:

– Береги свою семью. И сильно не ругай своего. Он не знал о моем намерении сегодня. ОНИ не знали.

Попрощавшись с ней, я уверенно подошла к Сергею. Он все время моего разговора стоял поодаль с друзьями. Он все знал. Они все знали. Но никто мне ничего не сказал.

– Почему ты скрыл от меня правду? Почему не сказал, что я выкидыш?! – глядя Сергею в глаза, проговорила с претензией и со злостью.

Вадим и Алексей сразу ретировались. Правильно, потому что на них и их мнение мне плевать. Я видела их взгляды жалости ко мне, но сразу повернула голову в сторону своего Сергея. Вот его я в покое не оставлю.

– Я не знал о вашей дурацкой иерархии, - начал Сергей тихо, но показывая, что не собирается заискиквать передо мной.

– Но ты же знал историю моего рождения. Ты же знал, откуда у меня эта фамилия, - я не сдавалась. Буравила его глазами, сохраняя расстояние двух шагов между нами. Мне было тяжело. Я считала его сейчас чуть ли не предателем. – Почему мне ничего не сказал? – у меня опять защипало в уголках глаз.

– Потому что это должно было остаться втайне от тебя. Я бы никогда не рассказал тебе всей правды, - жестко и, нахмурившись, проговорил мой возлюбленный.

А я должна была подумать… Как жить дальше? С этой правдой…

– Сергей! Мы с ребятами в отдел. Посмотрим, что можно сделать. Прогоним данные Спиридоновой по базе. Может, найдем что, - стал давать указания Василич, как только мы вышли на улицу. – А ты … Даже не знаю… С Машенькой сейчас говорить бесполезно, все равно ничего не расскажет.

– Попробую пообщаться с Буниными, - осенило меня.

– Это кто? – спросил Вадик, потому как при знакомстве чета фамилию не называла.

– Марина с Геной, - уточнил я.

– Вот. Точно, - благосклонно отнесся полковник. – Терять теперь тебе уже, и правда, нечего, поэтому прижми их аккуратненько к стенке. Глядишь, чего и расскажут.

– Если они что-то знают.., - я не удивлюсь, если они ничего не знают о проблемах Машеньки.

Уже через четверть часа я был в клинике Гены. Она находилась недалеко от нашего дома. Гена сообщил по телефону, что находится на последней операции. А дальше, возможно, будет на вызовах.

Войдя в клинику, столкнулся с Мариной. Хорошо. Все в сборе.