Его новенькая. Том 2

Я знал, что она не придёт на эту чёртову вечеринку, устроенную моим великолепным братом. Знал. Но всё же остался дома и даже спустился вниз. Хрен знает зачем. Наверное, хотел лишний раз убедиться в том, что Новенькая выше того, чтобы идти на поводу у кого-либо.

Но, очевидно, Гросс для неё не кто-либо.

Потому что она пришла.

Пришла, чёрт возьми!

Грёбаная стерва, ненавижу.

Девчонка чувствует мой ненавистный взгляд и безошибочно находит меня в толпе, которая, впрочем, держится на расстоянии

от меня. Я горько усмехаюсь, двигаю по столешнице кухонного островка бутылку виски и, наполнив отравой рюмку, опрокидываю её в себя. Смотрю в это время на Новенькую, не собираясь скрывать ярость, что плещется внутри меня бурлящей лавой. Почти не морщусь, потому что горечь в груди куда сильнее, чем та, что обжигает горло, и наполняю рюмку вновь.

Стерва на какой-то хрен прётся ко мне. Хочет объяснить свой чёртов поступок? Но пусть она катится со своими разговорами куда подальше!

Останавливается рядом и смотрит на меня так, словно я должен что-то ей объяснять. Какого хрена?!

– Я всё понял, Новенькая, – выплёвываю я, вынимая из пачки сигарету, чиркаю её зажигалкой и, сделав глубокую затяжку, выпускаю едкий дым в её, чёрт возьми, красивое лицо. – Могла не утруждаться.

Она опирается бедром на островок, скрещивает руки на груди и вздёргивает бровь:

– Прости?

Стерва.

– Пошла ты, – я снова выдыхаю дым в её сторону.

Прикрывает глаза, словно пытается сдержать злость, воскрешая в моём воспалённом мозгу воспоминания о каждом, чёрт возьми, поцелуе. Хватаю её за руку и дёргаю на себя, врезая спину в островок. Она морщится от боли, а я напираю спереди, упирая ладони в стол по обеим сторонам от неё. Склоняюсь к её тонкой шее: как всегда, пахнет охренительно, и замираю около уха:

– Нравится, стерва? Тащишься от того, как я близко?

– Ты пьян, Ник, и у тебя в одной руке сигарета, если ты забыл, – говорит она сухо.

Ненавижу.

Не открывая глаз, наслаждаюсь её частым дыханием, смазано касаюсь её губ своими, чтобы оставить смачный поцелуй в ямке уха с другой стороны лица. Сладкая и ядовитая.

– Ты такая же, как все, – выдыхаю я ей в ухо. – Дешёвка, возомнившая себя особенной. Без нас ты так и осталась бы серой мышью, эмигрировавшей из России, ясно?

– Я вас об этом не просила, идиот! – шипит она в ответ.

Я по-настоящему наслаждаюсь следующими словами, потому что стерва их заслужила:

– Пошла. На хрен. Ан-ни.

Резко отталкиваюсь от стола, стряхиваю в её сторону пепел сигареты и глубоко затягиваюсь, чтобы вновь процедить вместе с дымом:

– Пошла на хрен.

– Макензи, ты редкостный говнюк! – тоже цедит она. – Эгоистичный, беспринципный и бездушный мудак!

Синь глаз блестит праведным гневом, упругая грудь часто вздымается. Все вместе это выводит меня из себя, потому что эта соблазнительная стерва пришла к нему. Не ко мне.

– Я это всё уже слышал, – не церемонясь, я отпихиваю её в сторону, чтобы добраться до бутылки. – Вали к нему, раз пришла.

– Так

ты этого хочешь?

Я скидываю бычок в горлышко пустой бутылки и смотрю на неё.

Хочу ли я этого?! После того, как она сама сюда притащилась? О нет, я хочу совсем другого.

– Я хочу, чтобы ты отвалила от меня, наконец.

Новенькая на мгновение теряется, а затем зло выплёвывает:

– Прекрасно! Я так и поступлю.

– Я счастлив, видишь? – горько усмехаюсь я. – Проваливай уже.

Отворачиваюсь от неё, но чувствую на себе её обжигающий взгляд. Какого хрена? Я был готов умолять её не приходить. Написал ей об этом. Но она пришла. Так какого хрена? Чего она, чёрт возьми, добивается?

Стерва не двигается с места ещё полминуты, а затем резко разворачивается и уходит. Её чёртовы кудри, аромат которых буквально сводит меня с ума, пружинят на каждом шагу.

Чёрт, почему так хреново?

Хочу броситься вслед за ней, прижать к стене и впиться в её сладкие губки, чтобы эта идиотка, наконец, поняла какую ошибку совершила, явившись сюда не ко мне. И плевать на всё.

Но меня опережает Оливер. Опять.

И её вороватый взгляд в мою сторону, когда она обжимается с другим – похлеще удара под дых, он словно выворачивает все внутренности, бросает их в ревущее пламя и сжигает дотла.

Но я чувствую себя, как чёртов мазохист, потому что снова смотрю в их сторону.

Ол добился, чего хотел. Она здесь, с ним. Безусловная победа.

Вот только…

Эта стерва моя!

Отталкиваюсь руками от островка и стремительно направляюсь к этим двоим. Сразу же хватаю Оливера за шкирку и отпихиваю его в сторону, чтобы прорычать напуганной девчонке:

– Ты, кажется, уходила. Так вали!

Оливер бросается обратно и цедит у моего лица:

– Какого хрена, придурок?!

Не обращаю на него внимания, хватаю стерву за руку и, не жалея силы, дергаю от стены. Она валится на спинку дивана. В этот момент Гросс психует и хватает меня за грудки:

– Что, бесишься из-за того, что проиграл?

Кто-то убавил музыку. Прихлебалы брата собираются в круг возле нас, чтобы посмотреть на шоу. Она тоже смотрит.

– Я никогда не проигрываю, и тебе лучше всех это известно, – усмехаюсь я в рожу Гросса и отталкиваю его от себя.

– Она пришла! – ревёт он, тыча в неё указательным пальцем. – Она знала, что это значит! И ты это знал!

– Мне плевать, – выплёвываю я и смотрю на Новенькую: – Сейчас она идёт домой.

Эта стерва переводит на меня растерянный взгляд, в котором сквозит боль, но мне плевать, я прожигаю её своим яростным взглядом. А в следующий миг меня отбрасывает немного в сторону, потому что в скулу врезается кулак Гросса. Боль взрывает мозг, а во рту появляется металлический привкус крови. Ловлю равновесие, опираясь ладонями в колени, и смачно сплёвываю кровь на бежевый ковёр мамы, который она так обожает. Затем медленно распрямляюсь и улыбаюсь.