Егорка
Шрифт:
— Сниматься со швартовов! Боевая тревога!
Моторы катера вспенили за кормой воду, туго натянув стальные тросы. Через пять минут «Тайфун» ощетинился пулемётами. Сняв чехол со скорострелки и приготовив снаряды, Живчик и Юрков смирно стояли около своего орудия.
Красивым прыжком «Тайфун» вылетел из гавани, присел на корму, махнул кормовым зелёным флагом, и только его и видели.
В рубку к командиру поднялся старший помощник:
— Товарищ лейтенант, на борту пассажир.
— Разрешение штаба есть? Пропуск проверили? — спросил командир, прижимая
Старший помощник улыбнулся:
— Он не спрашивал разрешения и не предъявил пропуска.
— Как же он прошёл?
— Он не прошёл, он прыгнул с неба!
— Без шуток, товарищ младший лейтенант!
— Без шуток, товарищ лейтенант. У нас на борту медвежонок. Звать Егорка. Попал к нам с праздника. Был сброшен с парашютом.
— Где он, что делает? — Командир отнял бинокль от глаз.
— В кубрике, уплетает хлеб с мёдом.
Командир почесал левую бровь и сказал, не спуская глаз с моря:
— Ведите катер. Курс вам известен.
— Есть вести катер! — ответил помощник.
Покачивая головой, командир спустился в кубрик к краснофлотцам.
— Пограничники! — сказал он. — Нашему командованию известно, что быстроходный катер с диверсантами прорывается к нашим берегам. Командующий флотом приказал: катер догнать, диверсантов взять на борт «Тайфуна». Если будут оказывать сопротивление, уничтожить!
— Есть! — ответили краснофлотцы. — Не в первый раз, товарищ командир!
— Итак, дело нам предстоит серьёзное, — продолжал командир. — На вражеском катере пулемёты и ручные гранаты. Успех будет зависеть от того, чьи моторы окажутся лучше. — наши или их; кто окажется выносливее — мы или они. Место предполагаемой высадки диверсантов нам известно. Но, если мы их не настигнем до ночи, они успеют выпустить жало. Приказываю: врага не щадить, но жизнью напрасно не рисковать!
Командир пытливо посмотрел в глаза краснофлотцам. Он знал каждого из них, как самого себя. Был уверен в каждом бойце, потому что был уверен в себе.
— Будет исполнено, товарищ командир! — за всех твёрдо ответил Живчик.
— Ну и отлично, — сказал командир. — А теперь представьте меня Егорке.
— Так вот же он, товарищ командир! — засмеялся Живчик. — Третью краюху с мёдом убирает!
Егорка смотрел на командира, доверчиво мигая глазками, и облизывался.
— Хорош, хорош! — улыбнулся командир и уселся рядом с Егоркой, почёсывая ему за ухом. — Ну ладно, разрешаю остаться ему на борту. Воспитание Егорки доверяю вам, товарищ Гревцов.
— Есть, спасибо! — ответил Живчик.
Командир поднялся по трапу:
— Товарищ Гревцов, там в рубке у меня возьмите для медвежонка конфеты. Я купил дочке, да не успел отдать. Что для ребят, что для медвежат — конфеты вещь важная.
«Тайфун» мчался вперёд. Вспененная вода развёртывалась за катером зелёным веером.
К бою!
Командир «Тайфуна» стоял в рубке, как будто шёл не в бой, а на прогулку. А волноваться командиру была полная причина.
Море, полчаса тому назад спокойное, вдруг нахмурилось, потемнело, начало ворчливо вздыхать, разгоняя крутые волны и злобно ударяя ими о катер.
Это бы пустяки! Кто в море не бывал, тот и горя не видал. Хуже оказалось другое: вместе с вечером на море опускался сырой туман. Он закрывал всё кругом. «Тайфун» мчался теперь, как в дыму.
Если туман ляжет ещё плотней, диверсанты укроются в нём, как рыбы в воде. Если они услышат шум моторов «Тайфуна» и высадятся не в том месте, куда спешили пограничники, дело будет совсем амба, как говорят моряки.
А слово «амба» — это значит: конец.
В кубриках никого не осталось. Пограничники зорко следили за туманным морем, отмахиваясь от дождя и солёных брызг.
«Тайфун» шёл, словно танк по холмам, то взлетая на гребень гудящей волны, то проваливаясь в яму.
Егорка переносил качку не хуже старого моряка.
Живчик скормил медвежонку все конфеты командира и теперь, занятый наблюдением за морем, рассеянно совал в пасть Егорке пальцы.
Медвежонок злился. Чем яростнее становилась качка, тем яростнее разгорался у Егорки и аппетит. Живчик сбегал в кубрик, принёс кусок белого хлеба, посыпанный сахаром, оттащил медвежонка к своему орудию и, накрыв его брезентом, сунул под брезент хлеб…
«Тайфун» мчался вперёд, моторы его бесперебойно гудели. От ветра у пограничников покраснели глаза, от солёных брызг запеклись губы. В голове шумело от усталости.
Никого. Море и туман. Туман и море. Уходило время. Уходил враг…
Егорке скоро надоело лежать под брезентом. К тому же от вкусного белого хлеба осталась одна корка.
Медвежонок выполз из-под брезента и опять принялся приставать к Живчику. Живчик нетерпеливо оттолкнул медвежонка. Тогда Егорка стал возиться С коркой хлеба.
Он то прижимал её к палубе, словно корка была живая и норовила спрыгнуть за борт, то, рявкнув, ложился на спину и с торжеством поднимал корку на всех четырёх лапах, как гиревик.
Вдруг катер резко лёг на борт. Живчик еле успел поймать Егорку за заднюю лапу. Пришлось, бы медвежонку опять поплавать в открытом море, да теперь не скоро бы его выловили моряки!
На секунду взглянув, куда упала корка, Живчик вдруг сорвал с борта спасательный круг и кинул его в море.
Юрков вытаращил на Живчика глаза, но тот уже исчез в рубке командира.
Сейчас же «Тайфун» дал задний ход и остановился.
— Вот она! — крикнул Живчик командиру.
— Достать! — приказал командир.
«Тайфун» качался на волнах. Товарищи придержали Живчика за пояс, а он, нагнувшись за борт, старался что-то выловить из моря.
Волны, разбиваясь о борт, шлёпали Живчика по лицу, закатывались ему за шиворот, сорвали зюйдвестку. Но Живчик словчился и, мокрый с головы до ног, протянул своему командиру размокшую папиросную коробку.
Командир внимательно стал рассматривать эту коробку. Её бросили в воду совсем недавно: она только что начала размокать. Ясно было и то, что папиросы изготовлялись не на советской фабрике и курили их не советские люди.