Шрифт:
часть первая.
я
река замёрзла. ходишь по реке,
а под тобой – невидимые залы.
на льду сидит рыбак-абориген
в огромной шапке, будто в парике,
и хмуро глушит местную марсалу.
над нами, на высоком берегу,
молчат о прошлом три многоэтажки —
вот так и я о нём не изреку
ни слова: я отныне берегу
слова, пускай они пустые даже.
всё
а значит, говорилось без желанья.
снежинка тихо падает на лоб.
и жизнь моя срывается в галоп
отпущенной на волю тонкой ланью.
мне стало хорошо на всей земле,
но здесь, где дом, всего светлей и лучше.
победой завершаются семь лет.
на смену им, худющим, как скелет,
приходят семь других, больших и тучных.
ни крика. ни движенья. только снег
и дальний звук чего-то неземного…
рыбак, плюясь, жуёт дешёвый снек —
а я парю над миром, как во сне,
и никуда не уезжаю снова.
01/02/2019
роняют утренние турки
слезу на гладь электроплит.
в раю не будет драматургов —
откуда там, в раю, конфликт?
не будет бардов и поэтов:
им нечем мучиться в раю…
меняй прижизненное кредо
и будь как все в твоём строю.
но ты всё так же в смыслах рыщешь,
терзаешь старый Ibanez —
и веришь, что однажды Рыжий
поставит лайк тебе с небес…
а там, у Господа в приёмной,
держа в худых руках цветы,
сидят, ссутулясь, миллионы
таких же пишущих, как ты.
15/04/2017
когда столкнёт тебя во тьму
твой постаревший, бледный ангел,
я с Ярославского возьму
один билет – до Лабытнанги.
и буду с горечью смотреть,
как навсегда уходит в небо
моей судьбы лихая треть,
в которой ты и был, и не был.
маршрут любовью опалён.
горит Москва, горят Мытищи
и полустанки без имён,
где мы бродили в темнотище…
и ненасытная тоска
меня возьмёт на верхней полке —
а после чмокнет у виска
и будет гладить под футболкой.
всем воздаётся по делам.
мне – дали щедрою рукою
одну иллюзию тепла
и только видимость покоя.
электровоз уткнётся в снег,
мороз навешает пощёчин…
здесь небо ниже, чем в Москве —
а значит, путь к тебе короче.
03/09 – 19/09/2017
Курский вокзал
наши с тобой отношения – Курский вокзал:
здесь поезда подают не на путь, а в тупик,
здесь не единожды кто-то кого-то бросал,
вновь вынуждая крутить на повторе «Don't speak».
здесь, как и в доме твоём, как и в мыслях твоих,
вечные толпы случайных и странных людей.
их разогнать бы, оставив перрон нам двоим,
но – не получится, сколько, увы, ни потей.
горьковской ветки пейзаж – откровенно горчит:
сплошь пустыри, недострои – ни леса, ни рощ…
лишь облака над полями, как клочья парчи,
и равнодушно вагоны проносятся прочь.
вот бы и мне научиться такой простоте:
ехать упрямо – и пусть под откосом хоть бой.
только бы ты в том же самом вагоне сидел.
Бог с ним, что с Курского. главное – чтобы с тобой.
12/02 – 08/03/2017
Детское стихотворение
вопрос: «Ты же любишь его?» – будто нож в воспалённую мякоть.
не мне, разодетой, обласканной, что-то о вечности вякать…
безбашенный нуль возле двойки сменился серьёзной девяткой.
мазут и смолу к тридцати заменили coco & vanilla.
всё стало легко, предсказуемо, традиционно и мило…
но сердце, как шавку дверьми, паровозным гудком защемило.
ты, Боже, крестил бесконечными рельсами тёплые шпалы —
чтоб люди рыдали, по ним возвращаясь домой после бала,
а память столовыми ложками злые флэшбэки хлебала?!
платформа родная окутана дымом, как кружевом белым.
я тронулась. буду закусывать «Джека» ранетом неспелым —
и думать о том, что ни разу ему под гитару не спела.
как много не сделано: фото и видео, мото и вело…
мы странно любили друг друга – жестоко, грешно, неумело.
на верфи любви не пускают бедовых таких корабелов.
дворняга-луна улыбается, зубы далёкие скаля.
вопрос: «Ты же любишь его?» – так и прыгает между висками.
фисташки и чипсы, Петкун и Арбенина, Малдер и Скалли —
и хочется в детство, в тринадцать. и чтобы тебя не искали.
12/05/2017
а поехали завтра в Питер?
так, как будто мы снова вместе.
с этим вечным: «Вы спите, спите…»,