Эхо поющих песков
Шрифт:
— Надеюсь, после этого разговора подобная глупость больше не будет тревожить умы Совета?
— Увы, расследование ещё не завершено, я бы хотел задать ещё один вопрос моей королеве, если вы не против, — он с показным смирением сложил ладони на животе, будто скромный проситель, но не обвинитель.
— Только один. И помните о приличиях, надеюсь, ничего, способного смутить или шокировать вашу юную госпожу, в этом вопросе не будет.
— Простите мою дерзость, я просто хотел бы уточнить. Вы прекрасно знакомы с законами Гарета и той частью, что касается наказаний за оговор правителя. Перед вами та, что своим молоком вскормила вас. — Тамила, до сего момента старательно не смотревшая в сторону леди Митры,
Готова ли она подарить ему наследника? Сейчас королева готова была упасть в обморок или закричать от безысходности, но только до крови прикусила изнутри щеку. Иного мужа она не планировала и оставлять свою страну без будущего правителя не собиралась, потому сомнений в ответе у неё не было:
— Да.
Пламя окрасилось в более темный красный, но не почернело.
— Я приношу нижайшие извинения, что вам пришлось пережить эту унизительную процедуру, но таков закон, — советник, выждавший пару мгновений, в течение которых не отводил взгляда от племянницы, повернулся к леди Митре. Стражник на этот раз без распоряжения подвел Солу к пожилой даме, придерживая девушку, у которой не было сил держаться прямо. — Согласно закону Гарета, вы признаетесь виновными в оговоре королевы и будете казнены, как предатели.
Ни одна, ни вторая не зарыдали и не бросились в ноги. Возможно, потому что знали, это бессмысленно.
— И леди Митра, и служанка Сола верой и правдой служили мне, — не в силах терпеть и дальше то, что разворачивалось перед ней, Тамила поднялась и прошла ближе к приговоренным. На мужа она при этом старалась не смотреть, зная, что поддержки от него не будет. — Я хочу отблагодарить их за это. Я желаю подарить «Последнюю милость королей».
Судя по совсем не притворному вздоху, разом сорвавшемуся с нескольких губ, подобного никто из обвинителей не ожидал.
— Я запрещаю!
Как Итар оказался за её спиной, Тамила не поняла. Невозможно за мгновение пересечь половину зала, но ошибиться она не могла, он был совсем рядом.
— Простите, мой супруг, но в этом вы не властны надо мной, — она повернулась к мужу, сразу же поймав взгляд, в котором прежняя злость смешалась с тревогой и бессильной яростью. Он и сам знал, что не может помешать, никто не вправе запретить члену королевской семьи защитить предавшего не только перед людьми, но и перед Ней. — Пожалуйста, поверьте мне.
Последнее она прошептала так тихо, что не была уверена, услышал ли её супруг. Услышал. Это стало понятно по тому, как упрямо сжались его губы, по гневно сведенным бровям. По тому, как усилилась тревога во взгляде. По стиснувшимся на её плечах пальцам, от которых, вполне возможно, останутся следы на коже. Ещё одни. Как те шрамы, из-за которых леди Митра уверилась, что королеву нужно спасать от мужа-тирана, поработившего разум бедной девочки. Из-за которых верная Сола, годами не предававшая доверия госпожи, выдала секрет, стоившим им обеим жизни.
— Я, Тамила Ассандер, последняя кровная наследница королей Гарета перед лицом моего супруга и Совета готова доказать, что вина обеих приговоренных в моих глазах не столь тяжела, чтобы обрекать их на самую страшную смерть. — Королева чуть
Теперь, после произнесения этой фразы, ни отменить, ни прервать ритуал уже не представлялось возможным. Король, не переставая сверлить жену тяжелым взглядом, с видимой неохотой отступил, давая возможность стражнику вынести на центр зала роскошное кресло для госпожи.
— Не нужно, дитя моё, прошу вас… — сбивчивый шепот леди Митры звучал надтреснуто.
Отвечать Тамила не стала. Разве что мимоходом коснулась её волос, как и всегда собранных в затейливую прическу. Так же бережно она погладила по макушке Солу, опустившуюся на резные плитки пола и трясущуюся в беззвучных рыданиях.
Глаза нестерпимо жгло, а горло вдруг свело так, что не вдохнуть, но королева устроилась в кресле, наблюдая за тем, как из сундучка, извлеченного мрачным советником Видаром из стенной ниши, появилась простая бутыль с темным содержимым. Её покрывала пыль, а бумага с нечитаемыми письменами почти истлела. Дождавшись, когда бутыль откроют, и содержимое цвета темного янтаря нальют в широкую низкую чашу, Тамила жестом приказала обеим стать на колени у её ног.
— Ты была верной служанкой, моим утешением и поддержкой долгие годы. — Нечто, более тягучее, чем вино, сияющей плотной массой неподвижно застыло в чаше, притягивая взгляд. Оторваться от него было почти невозможно, но ритуал требовал, чтобы королева смотрел в глаза одариваемому. У Солы они были заплаканными и покрасневшими, но девушка смотрела на госпожу с обожанием, больше похожим на благоговение. — Ты предала меня, выдав тайну, которую клялась хранить, и за это умрешь. Но предала не из корысти или мести, а по незнанию и из желания защитить от того, кто никогда не причинял мне нарочного вреда. Пей моё прощение, и пусть Она примет тебя в свои чертоги.
Чуть наклонив чашу, королева придвинула край вплотную к губам Солы. Один глоток. Два. Три.
— Достаточно.
Тамила ласково улыбнулась, кусая едва не до крови язык, чтобы не закричать в голос. Легко коснувшись гладкого лба, осторожно уложила девичью голову на своё колено, когда внезапно навалившаяся дрема заставила веки потяжелеть. Повернулась к леди Митре:
— Ты была единственной матерью, которую я знала. Той, что дарила мне любовь и ласку не по долгу, но от сердца. — Немного выцветшие от старости глаза нянюшки, когда-то синие, а теперь мутно-голубые, смотрели с отчаянием и благодарностью. Разве что губы, накрашенные яркой помадой, дрожали в попытках сдержать рыдания. — Ты предала меня, усомнившись в моем разуме и чести того, кого я выбрала своим супругом. Не от злобы или алчности, а от излишней любви и неверия в мои силы и разум. Пей моё прощение, и пусть Она примет тебя в свои объятия, как ты приняла в своё сердце. — Она вновь придвинула чашу, и, сосчитав положенные глотки, с исказившей лицо судорогой, лишь издалека способной сойти за улыбку отняла её от губ леди Митры, поняв, что та пытается выпить, как можно больше.
Провела по щекам, пачкая кончики пальцев пудрой, скорее, уловила, чем услышала выдох: «Спасибо», и в те же три глотка допила яд из чаши.
Тамила знала, что каждый из присутствующих считает про себя секунды, не сводя с неё глаз. Знала, что когда она укладывала голову няни так, чтобы не испортить прическу пожилой леди, Сола уже умерла. Чувствовала, как перестала дышать нянюшка, и её рука тяжело скользнула по шелковому подолу госпожи, неподвижно замерев на мраморной плите. Знала, но не смотрела, невидящим взглядом уткнувшись в стену напротив. Считала про себя, глубоко размеренно дышала и продолжала медленными, будто зачарованными движениями гладить обеих приговоренных по волосам. Тех, кого она только что убила собственными руками.