Эхо войны
Шрифт:
Обратите внимание, как и судьбы, суть их высказываний едина. Пока не поздно, нужно возвращать все на «круги своя».
А знаменитую «С-13», которую до последнего отстаивали убеленные сединами адмиралы и последние моряки экипажа Маринеско, благодарные потомки отправили на слом. Очень уж прочный металл был – хорошие иголки получатся.
К сведению, немцы, своему « Вильгельму -Густлову», памятник в Киле поставили. Спасибо им, это памятник и «С-13».
Но не будем пессимистами, моряки поймут. Впервые, после лихолетья девяностых, наши надводные корабли и подводные ракетоносцы снова
Флот возрождается вновь.
А кто не понимает, во имя чего, пусть ознакомится с историческими хрониками Петра Великого и его высказыванием на этот счет. И все станет ясно.
Полицай
Осенью 1992 года я решил немного очистить от хлама свою усадьбу, которую приобрел по случаю весной. На ней в ту пору находилась ветхая изба с крытым двором и несколькими старыми яблонями, на которых вызрели удивительно вкусные и красивые плоды, неизвестного мне сорта.
В конце усадьбы росла красавица ель, которую я решил не трогать, а дальше располагался многочисленный хлам, накопившийся наверное еще со времен войны – колья с прибитой к ним колючей проволокой, какие- то деревянные обломки и ящики.
Сложив все с максимальной компактностью, мы с жившем у меня местным бомжем Юркой, подожгли хлам и стали подбрасывать в ревущее пламя все остальное, что было разбросано на усадьбе.
Громадный костер горел до самой темноты, а утром, когда мы встали, на месте костра обнаружили огромный сгоревший муравейник.
Мурашей было жаль, если бы мы знали, что они здесь живут, наверняка бы перетащили мусор в другое место. Но что делать: что случилось, то случилось.
Обходя муравейник по периметру, и тыча лопатой в землю, я внезапно обнаружил с одной его стороны какую-то щель – лопата провалилась на всю длину и внизу что-то звякнуло.
Юрка лег рядом с муравейником, засунул руку в эту щель и извлек поочередно: русскую каску с пробоиной в районе виска, берцовую человеческую кость и забитую землей крынку. Когда я вытряхнул из нее землю, в ней что – то блеснуло. Оказалось перстень с голубоватым камешком. Резанули им по куску стекла – кусок развалился.
Присели под сосну, закурили, стали размышлять. Для начала вспомнили, кто во время войны жил в моей избе. Как рассказывали престарелые соседи, обитал в ней начальник местной полиции, отличавшийся рвением к услужению своим новым хозяевам. Лично организовывал облавы, принимал активное участие в расстрелах советских граждан и отправке их в Германию, занимался грабежами.
С учетом находок картина вырисовывается следующая.
Когда наши войска с боями оставляли Оленино, в стрелковой ячейке, расположенной на моей усадьбе был убит или смертельно ранен красноармеец. Заняв райцентр, немцы расквартировались в приглянувшихся им домах. А мою избу занял начальник полиции. Участвуя в карательных акциях, он награбил определенное количество украшений из золота и серебра, которые хранил в крынке в стрелковой ячейке, ставшей могилой для нашего солдата. Место действительно надежное.
Когда же под ударами наших войск пришлось оставлять Оленино, он взял из своего
Носила его молоденькая девушка или женщина – очень уж размер невелик, для хрупкой руки. И как снимался перстень с пальца, одному Богу известно.
Убрав муравейник, мы вынули из ячейки практически всю землю, но никаких останков солдата больше не обнаружили. Все по- видимому, убрали мураши.
Берцовую кость схоронили под сосной, а перстенек я увез в Москву. Храню его поныне, как память о войне.
«ТТ»
Осенью 1943 года, после освобождения Донбасса, мой дядя, старшина-танкист Алексей Леонтьевич Ковалев, заехал погостить на несколько дней к родителям.
Отпуск, помимо ордена Отечественной войны, ему дали в качестве поощрения за бои на Курской дуге, где командуя тридцатьчетверкой, он сжег несколько фашистских танков.
К тому времени, некогда большая семья моего деда сильно поредела. Дядя Володя погиб при форсировании Днепра, дядя Вася при восстановлении затопленной немцами шахты, отец воевал где-то в Польше и не подавал о себе вестей. Вместе с родителями оставались только младшие дети-подростки дядя Женя и тетя Рая.
Вручив родне незамысловатые подарки, помянув братьев и отгуляв отпуск, дядя вернулся в часть. А перед этим, по настойчивой просьбе младшего братишки, сходил вместе с ним в близлежащую Мазуровскую балку, где дал пострелять тому из привезенного с фронта «ТТ». После этого почистил его и, погрузив в банку с солидолом, закопал пистолет в обширном дедовском саду. Где точно, любознательному Женьке увидеть не довелось, старший брат выдворил его на улицу.
После окончания войны, вернувшись домой, дядя Алексей вскоре умер от ран, отец мой в это время попал в лагеря «Дальстроя», семья деда, как и все после войны, жила бедно и тяжело, и эта история забылась.
Прошло некоторое время, и она всплыла в одном из разговоров дяди Жени и отца, в день Победы, при котором я присутствовал. Было мне тогда лет пятнадцать. Как все пацаны тех лет, я очень интересовался оружием и сразу же предпринял попытку разыскать пистолет, для чего вооружившись собственноручно изготовленным металлическим щупом, несколько дней тщательно исследовал весь обширный дедовский сад, но ничего не обнаружил.
Затем были Флот, учеба в Москве и служба на Севере. Как говорят моряки «большой круг», приведший меня в свое время на несколько лет в родные края.
Многочисленный когда-то наш род Ковалевых-Ануфриевых, к тому времени еще больше поредел: один за другим умерли деды и бабки, понемногу спивался последний из оставшихся в живых братьев отца – дядя Женя, который одиноко жил в приходящем в упадок доме дедушки.
В один из летних вечеров, когда я по пути из Луганска заехал с ночевкой к родителям, мы, как водится, засиделись с отцом допоздна в летней кухне и за графином домашнего вина разговорились о войне. Последние годы жизни старый солдат все чаще вспоминал ее и рассказывал мне многое из того, о чем раньше молчал. Помянули всех не вернувшихся с фронта братьев отца и мамы.