Екатерина Великая. Первая любовь Императрицы

Павлищева Наталья Павловна

Она ничего не говорила, краснела и молчала, опустив голову.

Это было невыносимо унизительно, Екатерина чувствовала себя виноватой в том, что непривлекательна для мужа, что тому куда больше нравится то одна, то другая фрейлина… Отношения вовсе не клеились; сначала она пыталась полюбить своего супруга, но быстро поняла, что так будет только хуже. Нет, лучше, если любви к супругу не будет вовсе, потому что ответной ожидать не стоило. Если бы он пожелал, чтобы она его полюбила, это удалось бы без труда, но Петр если и желал, то глубоко скрывал это…

У

великого князя нашелся еще один способ издеваться над женой, он словно мстил ей за собственную несостоятельность. И мстил извращенно.

Приметив, что Екатерина мило щебечет с Андреем Чернышевым, который стал его камердинером, Петр принялся просто сводить вместе эту парочку! Дружба с Чернышевым еще с тех времен, когда у них появился Молодой двор, это воспоминание о беззаботности, когда казалось, что все хорошее еще впереди… Екатерине было приятно разговаривать с камердинером мужа, слышать веселый голос без визга, комплименты вместо глупостей, Чернышев не заставлял ее рассуждать на темы мундиров и муштры, от него не пахло псиной и вином, с ним было приятно.

Удивительно, но Петру доставляло болезненное, извращенное удовольствие наблюдать, как эти двое приятно беседуют, он, словно гадкий монстр, наблюдал за подопытными кроликами, посаженными в тесный ящик вдвоем. Петр по несколько раз в день отправлял Чернышева к Екатерине и всякий раз спрашивал, сделал ли он уже… Сначала камердинер делал вид, что просто не понимает, о чем говорит великий князь. Потом несколько толчков в бок с хихиканьем: «Да ладно, я не сержусь, говори откровенно!» — заставили его опасаться неприятностей и быть осторожней.

Екатерине на опасность указал старый слуга Тимофей Евреинов, осторожно обратив внимание на то, что вокруг слишком много любопытных ушей и глаз; даже если ничего нет, все равно придумают, нельзя давать ни малейшего повода, чтобы не быть ни в чем обвиненной. Екатерина, для которой болтовня с Чернышевым была настоящей отдушиной — не с Кроузе же ей щебетать, а с мужем просто невозможно, — совсем сникла.

Тимофей был прав, придворные сплетники тут же приписали Екатерине в любовники всех троих Чернышевых, служивших у Петра. Конечно, потому у нее и нелады с мужем! Куда великому князю до этих троих красавцев!

Чернышев почувствовал, что вокруг шеи затягивается петля, а потому на очередное настояние Петра быть посмелей с его супругой ответил:

— Пусть Ваше Императорское Высочество примет во внимание, что великая княгиня все же не госпожа Чернышева…

Петр грубо расхохотался.

Все прекратила Елизавета Петровна; Чернышевы все же поплатились за дурь князя, причем все трое, они были отправлены подальше от Петербурга в дальние гарнизоны Оренбургской губернии, практически в ссылку, разве что не в кандалах. Петр отделался легким испугом, Екатерина тоже, поняв, что стала куда более зависимой и невольной, чем была девочкой в Штеттине.

Императрице надоела свора собак, шум, гам, вопли и беготня рядом со своими покоями. Петр

и его свора поднимались как раз тогда, когда Елизавета Петровна только укладывалась спать, ведь ночами она веселилась. Конечно, племянник с этим нисколько не считался, его нелепая возня с муштрой лакеев и жены, с дрессировкой и битьем несчастных собак сильно действовала на нервы императрицы, бывали минуты, когда она в раздражении даже жалела, что вытащила этого недоумка из Киля и сделала своим наследником. Может, было бы лучше оставить престол Иоанну Антоновичу, заключенному в Холмогорской крепости?

Опасные для Петра и Екатерины мысли начали появляться у императрицы…

Последней каплей стала безобразная придумка Петра.

Однажды он прислушался и обнаружил, что за дверью, которая соединяла его комнаты с какой-то еще, но была заколочена, ведется тихая беседа. Время позднее, и обычно в столь поздний час князь бывал уже в спальне у супруги, но на сей раз он не спал. Петр с любопытством приложил ухо к двери и понял, что по ту сторону ужинают Елизавета Петровна с ее фаворитом Разумовским. Разговор шел приватный, хотя и ни о чем.

Любопытство заставило князя на следующий день, пока Елизавета Петровна еще спала, просверлить несколько отверстий в двери, чтобы понаблюдать через них за тетушкой. На что он надеялся? Что увидит, как Разумовский делает то, что ему самому не удается? Но там оказалась не спальня, а комната для уединенных завтраков и ужинов. Зато Разумовский появлялся в шлафроке, а императрица без фижм и бриллиантов. Ну почти неглиже же!

Радости Петра не было предела, он получил возможность подглядывать за тетушкой! Конечно, первой, с кем он, торжествуя, поделился своей тайной, была Екатерина. Однако жена не разделила радости супруга, напротив, ужаснулась:

— Петер, этого нельзя делать! Это непорядочно!

Екатерина категорически отказалась подсматривать, Петр разозлился, впервые обозвав ее дурой, и пригласил к такому развлечению придворных. Фрейлины и камер-юнкеры не великая княгиня, даже если и хотели бы отказаться, то не могли, они подсматривали.

Как долго, неизвестно, но когда об этом узнала императрица, гневу ее не было предела! Быстро выяснилось, что великая княгиня в сих забавах участия не принимала, но мужа не остановила. Елизавета Петровна прекрасно понимала, что остановить Петра невозможно, потому Екатериной хоть и была страшно недовольна, но зла не держала.

Несостоявшаяся любовь…

Императрица взволнованно, вернее, в крайнем раздражении ходила по спальне. Притащить из захолустья этого идиота, назвать наследником, вложить в него столько средств и сил, женить, чтобы он вел себя как полный придурок?! Елизавета Петровна уже тысячу раз пожалела, что назвала племянника наследником престола, можно и переиграть, только в чью пользу? Разве что будет внук. Но ведь и того не предвидится. Для чего она их поженила? Чтобы родили наследника, но эти двое дураков в спальне играют в куклы!