Екатерина Великая. Сердце императрицы
Шрифт:
Пока это все были лишь вопросы, не имеющие ответов. Однако важность размышлений Екатерина чувствовала уже сейчас. Равно как и необходимость принятия решения, быть может, и не сиюминутную.
…Торжествующая Елизавета подхватила на руки наследника престола, закутанного в батистовые пеленки.
– По здорову ли, батюшка?..
Императрица подняла глаза на доктора. Тот кивнул и принялся вытирать руки.
– Младенец совершенно здоров. Думаю, он вырастет в крепкого здорового мальчишку, при этом копию отца.
– Вот и славно, вот и хорошо!..
Елизавета
– Да-а, батюшка, кричи! Кричи, касатик! Твой голос отныне первый в России…
– Не надо, – шепотом попросила Екатерина. – Не надо баловать мальчика. Иначе он и впрямь вырастет во всем похожим на отца.
Но государыня уже вышла из натопленных покоев – с малышом на руках и сопровождаемая добрым десятком мамок и нянек. Екатерина осталась одна. В первые минуты после столь важного события рядом не осталось никого из друзей, которые могли бы разделить радость от появления на свет ее сына.
На глаза набежали слезы. «Неужели они оставят меня совсем одну?» Но тут хлопнула дверь в дальние покои – вернулся доктор Кирсанов с большой чашкой в руках.
– Выпей, Софьюшка, это теплый ягодный компот. Тебе нужно сейчас много пить.
Софьюшкой называл ее только он, ее Алеша, доктор, который вот уже год помогал ей и в телесных, и в душевных недугах. Высокий, статный, умелый, заботливый… Временами излишне мягкий… Он с первого же визита заставил ее сердце забиться чаще – таким был и тот Алеша, Темкин.
Далекий, уже почти забытый образ все еще преследовал ее в кошмарах. Опять отголосок далекого пожара будил ее среди ночи. Екатерина уже привыкла к тому, что явление сие предвещает какие-то треволнения. Словно Алеша Темкин предупреждает: будь осторожна, милая моя Фике.
Екатерина пригубила компот. Сладко, но в меру.
Откинулась на подушки, позволила отереть с лица выступивший пот.
– Спасибо, Алеша.
Доктор присел рядом, вглядываясь в лицо великой княгини. В глазах его Екатерина увидела какую-то странную смесь чувств, словно к ликованию примешивалась тоска. Или, быть может, беспокойство.
– Что случилось, мой добрый лекарь?
– Я хочу поговорить с тобой, душа моя. Но боюсь начать – ты еще очень слаба.
– Не бойся, начинай уж.
Алексей, не в силах усидеть, встал, прошелся по комнате, вновь сел, молча взглянул в лицо Екатерины.
– Ах, будь что будет! Свет мой, знаешь ли ты, кто отец твоего сына?
Екатерина из-под ресниц взглянула на доктора.
– Мне ль не знать, душа моя… А вот знаешь ли это ты?
Алексей кивнул – едва младенец родился, он сразу обратил внимание на родимое пятно на плече, прямо над ключицей. Такое было у него самого и у его младшего брата.
– И всегда знала, Лешенька, – продолжила великая княгиня. – Ты оказался рядом в самые тяжелые для меня дни, и ни разу я не услышала слова худого.
– Но отчего же весь дворец гудит, что ты Салтыкову мила? Что он влил новую кровь в голштинские и цербстские вены?
– Потому
Доктор покачал головой – ему было больно. И больно в первую голову оттого, что Екатерина все столь хорошо понимает. Ведь и его-то тоже попросили быть поближе к великой княгине люди императрицы. «Елизавета Петровна ничего не пускает на самотек…»
– Вот только Сережа-то при всем его обаянии, всей веселости, душевной красоте – человечек мелкий, пустоватый. Не достает ему чего-то очень важного, чтобы я назвала его мужчиной с большой буквы.
– А я?
– А ты, друг мой, в некоторых вещах куда более знаешь, куда более чувствуешь. Тебе я могу довериться – поверь, одному из весьма немногих.
– Но они же все считают Салтыкова отцом наследника! – В голосе Кирсанова звучали отчаяние и обида.
– Да и пусть считают, Алеша. Пусть императрица уверена, что она смогла угадать мои вкусы, пусть Салтыков уверен, что теперь-то я никуда от него не денусь. Пусть великий князь уверен, что теперь-то я ему не буду докучать. Наконец я смогу быть с тем, с кем хочу, а не с тем, с кем обязана!
«Но и ты, мой друг, не радуйся преждевременно… Надолго ли я захочу остаться с тобой – вот что ныне должно более всего беспокоить!»
«Бедная моя Софьюшка, ты, к счастью, не знаешь, что императрица не просто уверена, что угадала твой вкус, она подготовилась к тому, что может и не угодить тебе, с первого-то раза!..»
Екатерина поудобнее устроилась на подушках – все тело болело, словно она не один час таскала по дворцовому саду тяжелые камни.
– Еще попить?
Великая княгиня кивнула. Что-то беспокоило ее в поведении Алексея. Она чувствовала, что и этот человек сейчас выискивает для себя выгоду в новом положении. Быть может, оттого, что ревнует к возможным преимуществам, которые, как ему кажется, обретет Салтыков? Или жалеет, что не ему достанется непростая слава отца наследника престола?
– Но с кем же ты хочешь быть, матушка княгиня?
– Сейчас, друг мой, только с самыми близкими мне людьми.
Екатерина, конечно, чувствовала, что Алексей спрашивает совсем о другом. Но серьезные разговоры об эту пору заводить было не к месту и не ко времени. Да и велика ли честь – воспользоваться женской слабостью для выпрашивания каких бы то ни было привилегий?
– Это отрадно, душа моя Катюша… – вполголоса проговорил доктор. – А верно ли сказывают, что Салтыков отставлен от двора?
– Верно и неверно. Ему поручено дело важнейшее – с депешами императрица отослала Сергея Васильевича к шведскому двору. Должно быть, он уже достиг столицы. А если и не достиг, то со дня на день передаст верительные грамоты королю.
– Так вот отчего я не вижу графа уже месяц при малом дворе!
– Так он, поди, уже больше двух месяцев как покинул столицу.
«И это просто прекрасно – его мечтания о том, чтобы стать супругом царицы, были слишком утомительны…»
– Помоги мне, Алеша!