Екатерина Великая
Шрифт:
В то же время князь решительно возражал против заключения союза с Францией, в котором Екатерина и Безбородко видели возможность более успешного противостояния англо-прусскому блоку [1302] . Светлейший предупреждал, что Франция находится в глубочайшем внутриполитическом кризисе и Россия не сможет на нее опереться. 5 июля, всего за несколько дней до штурма Бастилии, когда русский посол в Париже И. М. Симолин продолжал предпринимать усилия к заключению договора [1303] , а французский посол в Петербурге Сегюр уверял, что все перемены во Франции к лучшему [1304] , Потемкин писал императрице: «Франция впала в безумие и никогда не поправится, а будет у них хуже и хуже» [1305] . Понадобилось всего девять
1302
Соловьев С. М.Европа в конце XVIII века // Русский вестник. 1862. Т. 39. С. 443.
1303
Григорович Н.Указ. соч. С. 55.
1304
Гарновский М. А.Указ. соч. // Русская старина. 1876. № 7. С. 414.
1305
АВПР. Ф. 5. № 585. Л. 336 об.
Все время пребывания Потемкина в Петербурге Екатерина чувствовала себя более спокойно и уверенно. Судя по запискам Храповицкого, прекратились частые слезы, тревоги, мелочные выговоры членам ближайшего окружения, вернулись прежние веселые замечания и остроты. Казалось, императрица обрела недостающую опору. 28 апреля двор перебрался в Царское Село [1306] , а 2 мая было получено известие о смерти султана Абдул-Гамида в Константинополе. «Как султан умер, то думать надлежит, что дела иной оборот возьмут» [1307] , — писала Екатерина Потемкину.
1306
КФЦЖ 1789 г. СПб., 1888. С. 180.
1307
РГАДА. Ф. 5.№ 85. Ч. II. Л. 156.
Начало новой кампании звало князя на юг. Императрица тяготилась мыслью о скором расставании. Она вновь оставалась одна, без ближайшего друга и советника. «Хотя и знаю, что отъезд твой необходимо нужен, однако об оном и думать инако не могу, как с прискорбием» [1308] , — признавалась Екатерина.
Глава четырнадцатая
«КРАСНЫЙ КАФТАН»
Командующий прибыл в армию 22 мая [1309] . Военные действия весны — начала лета развивались успешно, они были перенесены в Молдавию и Валахию, где русские войска одержали победу на реке Серет, после чего наступило временное затишье. В эти дни к Потемкину из Петербурга пришло известие о смешении А. М. Дмитриева-Мамонова с поста фаворита, повлекшее за собой серьезную перестановку политических сил при дворе.
1308
Там же. Л. 106.
1309
АВПР. Ф. 5. № 585. Л. 123–123 об.
С годами появление рядом с пожилой государыней молодых красавцев-фаворитов выглядело все непристойнее. В памфлетной литературе, выпускавшейся главным образом во Франции, со вкусом повествовалось о разнузданных оргиях «Северной Кибелы». Пробовали перо и отечественные авторы. В рассказе «Седина в бороду, бес в ребро» Н. И. Новиков представил читателям женщину, «которую морщины и седые волоса достаточно обезобразили, но искушением беса ей все казалось, будто она в 18 лет. Наряды, румяны и белилы занимали всю ее голову, она не думала о должностях своих… ей беспрепятственно мечталось, будто молодые мужчины ею пленяются». Частная жизнь императрицы превращалась в публичный скандал, на котором можно было заработать и деньги, и репутацию бойкого публициста.
Между тем в 1789 году Екатерина пережила сильное личное потрясение. Ее вновь оставил возлюбленный. Стоило ли удивляться? Начав с неудач в юности, вряд ли можно надеяться побороть судьбу на склоне лет.
Горько оплаканного Ланского сменил Александр Петрович Ермолов, племянник близкого друга Потемкина В. И. Левашова. Новый «случайный» вельможа получил от покровителя прозвище «Белый негр» за чересчур курчавые волосы и слегка приплюснутый нос [1310] .
1310
Екатерина II и Г. А. Потемкин.Личная переписка. 1769–1791. С. 765.
Связь Екатерины с Ермоловым не была ни прочной, ни особенно сердечной. Она походила на брак по расчету — императрица преследовала цель развеяться и отвлечься от пережитого. При первом же неудовольствии светлейшего князя Ермоловым пожертвовали без особого сожаления. Молодой человек совершил традиционный для большинства своих предшественников промах. Он решил, будто его влияния на Екатерину достаточно, чтобы избавиться от Потемкина и играть собственную политическую роль. Ермолов сделал несколько ложных шагов. Во-первых, сблизился с партией Воронцова — Завадовского; во-вторых, не без их подсказки передал Екатерине, втайне от Потемкина, письмо хана Шагин-Гирея из Калуги. Бывший владыка Крыма жаловался на то, что светлейший якобы утаивает суммы, предназначенные на его содержание [1311] . Императрица отнеслась к делу без благосклонности, на которую рассчитывал Ермолов. В 1786 году он получил бессрочный отпуск и почти всю оставшуюся жизнь провел за границей.
1311
Сегюр Л. де.Записки о пребывании в России в царствование Екатерины II // Россия XVIII века глазами иностранцев. С. 392.
Вскоре Екатерина обратила внимание на нового кандидата, Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова, дальнего родственника и адъютанта Потемкина. 20 июля императрица, Григорий Александрович и очередной «случайный» вельможа втроем пили чай. Мамонов подарил своему покровителю золотой чайник с надписью: «Более соединены по сердцу, чем по крови» [1312] . Мир в маленькой семье Екатерины был восстановлен.
Современники, обычно не расположенные к любимцам Северной Минервы, о Мамонове отзывались в целом доброжелательно. Александр Матвеевич был скромен, хорошо воспитан и очень образован. Он принадлежал к древнему дворянскому роду, ведшему свое происхождение еще от Рюрика. Среди его предков были киевские, а затем смоленские князья, от одного из которых — Дмитрия Александровича — и отходила ветвь Дмитриевых, уже на службе у московских государей получившая прозвание Мамоновых [1313] . Мамоновы обладали крепкими корнями в Москве. Отец фаворита Матвей Васильевич с 1763 года был вице-президентом Вотчинной коллегии, располагавшейся в старой столице. Затем он недолгое время занимал пост наместника Смоленской губернии, но после возвышения сына вновь вернулся в Первопрестольную, чтобы стать уже президентом Вотчинной коллегии. Одновременно его назначили директором Межевой канцелярии, ведавшей вопросами дворянского землевладения — должность в Москве, куда часто съезжалось все русское дворянство, очень заметная.
1312
Храповицкий А. В.Памятные записки. М., 1862. С. 12.
1313
См. подробнее: Дмитриевы-Мамоновы А. И. и В. А.Дмитриевы-Мамоновы. СПб., 1912.
Придворный анекдот гласил, что когда князь показал императрице портрет Александра Матвеевича, она заметила: «Рисунок хорош, но краски не важные». Действительно, молодой Мамонов был утончен до рафинированности, и в его образе преобладали больше мягкие, акварельные тона, а не густые сочные мазки, свойственные таким натурам, как Орловы и сам Потемкин. На Екатерину смотрело лицо нового поколения русской аристократии, духовно уже близкого эпохе сентиментализма. Мамонов живо напомнил императрице когда-то оставленного ею Станислава Понятовского. Те же образованность, застенчивость, даже апатичность… Интересна характеристика, данная Александру Матвеевичу секретарем саксонского посольства Гельбигом. Обычно раздражительный и резкий, дипломат, говоря о Мамонове, изменил тон. По его словам, новый фаворит «был очень умен, проницателен и обладал такими познаниями… в некоторых научных отраслях, особенно же во французской и итальянской литературах, что его можно было назвать ученым; он понимал несколько живых языков, а на французском говорил и писал в совершенстве» [1314] .
1314
Русская старина. 1899. № 4. С. 93.
Заметив прекрасный слог фаворита, Екатерина привлекла его к ведению переписки с иностранными корреспондентами. Сама она писала по-французски небезупречно, иногда употребляя тяжеловесные немецкие обороты. По собственному выражению императрицы, ей нужна была «хорошая прачка, чтоб стирать написанное». Такой прачкой для Екатерины и стал Дмитриев-Мамонов, серьезно редактировавший ее стиль. Александр Матвеевич и сам писал пьесы, некоторые из них были поставлены в Эрмитажном театре, хорошо рисовал, делал удачные карикатуры мелом, над которыми от души смеялось маленькое придворное общество на камерных собраниях у императрицы. Среди его архива, разобранного уже в первой четверти XIX века дочерью графа, был обнаружен искусно вырезанный силуэт Екатерины.
Обладая врожденным вкусом, Мамонов любил носить красное, гармонировавшее с его черными глазами. Поэтому Екатерина, а за ней и весь двор прозвали нового фаворита «Красный кафтан». В одном из писем барону Гримму императрица писала: «Красный кафтан облекает существо, имеющее прекрасное сердце вместе с большим запасом честности. Ум за четверых, веселость неистощимая, много оригинальности в понимании вещей… Мы скрываем, как преступление, наклонность к поэзии; музыку любим страстно… Словом, мы столько же надежны, сколько ловки, сильны и блестящи».