Экипаж «черного тюльпана»
Шрифт:
— На роте ты майора не получишь. А значит, тебе позарез надо стать начальником штаба третьего батальона… Давай выпьем за твою удачу.
Фоменко посмотрел на наручные часы и поднялся.
— Оставь на вечер. А я схожу в роту, посмотрю, что там, как… А ты поспи. Сегодня тебя в штабе никто не хватится.
12
Маленькая комната с железной солдатской кроватью и убогим казенным столом казалась бы безнадежно унылой, если бы на столе не было стеклянной вазы с засохшим букетиком сирени, на окнах — пестрых занавесок с огромными бутонами невиданных цветов, а на кровати — яркого, желтого с голубым, покрывала.
Стояла на столе и раскаленная докрасна электроплитка, над которой склонилась, помешивая что-то в кастрюле, официантка Аннушка.
В дверь постучали.
Аннушка уронила ложку в кастрюлю и замерла.
Постучали еще раз, сильнее.
Официантка робко сделала шаг, другой… Непослушными пальцами она повернула ключ. Открыв, Аннушка отступила назад и, радостно вскрикнув, обессиленно опустила руки.
— Ты!
На пороге стоял Фоменко.
Аннушка прильнула к нему, обняв капитана за плечи.
— Я уже больше не могла ждать, поверишь, — сказала она, положив свою маленькую русую голову ему на грудь. Фоменко погладил ее по теплым золотистым волосам.
— Ты ждала меня с «боевых» первый раз.
— Ты тоже пришел ко мне в ночь перед отъездом впервые…
Фоменко настороженно зашевелил носом.
— Здесь что, железо плавят?
Аннушка охнула и метнулась к плитке. Сорвав кастрюлю, она, обжегшись, не удержала ее и уронила на пол, схватила стоявший поблизости чайник и стала поливать посудину водой. Кастрюля зашипела.
Фоменко подошел к Аннушке, отнял чайник, сел на краешек кровати и усадил ее рядом. Взяв руки Аннушки в свои, он подул на ее обожженные пальцы.
— Больно?
— Не-а, — Аннушка тихонько засмеялась. — Хорошо еще, что в кастрюле ничего не было, кроме воды. А то как сгорело бы, как надымило…
— Не успела кинуть?
— Я и не собиралась ничего варить. Просто налила воды и мешала, мешала… Надо было что-то делать, куда-нибудь деть себя. Хоть с кастрюлей заняться… Я даже не заметила, как выкипела вода.
Фоменко крепко сжал ее руки.
— Ты боялась… Что меня не окажется среди тех, кто вернется?
Аннушка помотала головой:
— Если бы с тобой что-то случилось, я бы уже знала. Я боялась другого. Когда ты пришел ко мне ночью, перед отъездом, я еще не понимала, кто тебе нужен — я или просто… Просто любая — как любому мужику. Я боялась, что буду нужна тебе только на ночь, другую…
— Мне не нужна любая.
— Теперь я знаю. А когда ждала… Мешала в кастрюле воду и загадала: если явишься, как в первый раз, только ночью, значит, придешь, как пришел бы к любой. А если прилетишь сразу — потный, пыльный, но сразу ко мне, значит…
— Но я же прилетел! — капитан взмахнул руками, как большая птица.
Аннушка еще теснее прижалась к нему.
— Как хорошо, когда ты рядом.
— Жаль, что ненадолго.
— Почему?
— Завтра снова на войну. В Панджшер. Дней на десять… — начал было Фоменко, но, заметив, как влажно заблестели ее глаза, спохватился и бодро добавил: — Зато вернемся — месяц будем гулять!
Слезы уже катились по ее посеревшим щекам.
— Если с тобой что-нибудь случится…
— Ну что может со мной случиться? Разве я дам хоть одной глупой пуле продырявить себя? — Капитан наклонил голову. — Посмотри на мои седые волосы. Я же старый и мудрый. Ну? Посмотри!
Аннушка коснулась его головы рукой.
— Ты сейчас никуда не уйдешь?
— Полчаса у нас есть.
— Всего?
— И целая ночь впереди…
13
Стайка афганских мальчишек играла в футбол прямо на пыльной, ухабистой дороге — рядом с проволочными заграждениями советского полка, проходившими вдоль бетонной стены, из-за которой выглядывала вышка с часовым.
Часовой с автоматом в руках — совсем молодой солдат в бронежилете и каске — во все глаза наблюдал, как пацаны, громко и возбужденно крича, перебрасывали ногами старый, латаный-перелатаный мяч. На губах часового играла ностальгическая улыбка…
Один из ребят слишком сильно ударил по мячу, и он полетел за проволоку — прямо к бетонному забору.
Стайка пацанов тут же метнулась к проволоке.
Часовой насторожился.
Двое мальчишек быстро отогнули ряды «колючки» палками в разные стороны, а третий полез в образовавшуюся щель.
Лицо солдата испуганно вытянулось. Он подался всем корпусом вперед, едва не свесившись через бортик вышки.
— Куда ты лезешь?! Буру, бачча, буру!
Но афганский мальчишка словно не слышал его. Оказавшись за ограждением, он бросился к мячу.
Взрыв противопехотной мины подбросил мальчишку в воздух.
Упав на землю, он пронзительно закричал.
Из его разорванной штанины торчал кровавый обрубок…
14
Прапорщик Венславович проснулся, когда в дверь колотили уже ногами.
Откинув одеяло, начальник продовольственного склада сел на кровати и помотал головой. В третьем часу ночи ушел от Эллочки. А сколько выпили, сколько выпили…
— Щас открою, — буркнул он, натягивая брюки.
— Шевелись, кусяра! — раздался за дверью разъяренный голос, узнав который, Венславович, так и не успев застегнуть ширинку, метнулся к двери.
Подполковник Поташов шагнул через порог прямо на начальника склада и, если бы Венславович не шарахнулся в сторону, сбил бы прапорщика с ног.
— Десятый час, а ты вылеживаешь?!
Прапорщик торопливо застегивал брюки.
— Так я продукты в столовые еще вчера выдал.
— При чем тут столовые? — гремел гневный голос Поташова. — Шевелись, дело срочное!