Экспедиция к Южному полюсу. 1910–1912 гг. Прощальные письма.
Шрифт:
Проходя мимо колонии пингвинов, я подумал, что мы вряд ли правы, полагая, что все гуано сдувается ветром. Мне кажется, что местами должны быть порядочные накопления его. Пингвины с судна ясно видны. Большая колония занимает огромную площадь и, должно быть, простирается до пределов удобной и укрытой местности. Малая колония разбросана на отдельных участках. И ту и другую колонии, по-видимому, можно еще значительно расширить. Такие свободные площадки были бы идеальным местом для зимней станции, если б только найти легкий способ выгрузки.
Я заметил много отдельных групп пингвинов на снежных склонах к морю, далеко от колоний; трудно себе представить, зачем бы им так далеко уходить?
Пока мы стояли напротив колонии, у самого судна поднялись на поверхность несколько
Видели старый сигнальный шест, оставленный нами, когда мы здесь стояли с судном «Дискавери». Он торчит так же прямо, как когда его поставили. Мы сличали все, что видели, со старыми фотографиями. Ни в чем не заметно перемены. Это очень удивительно, в особенности относительно края Барьера.
На запад от колоний пингвинов идет неприступный берег с высокими ледяными утесами, и местами из-подо льда выглядывают голые скалы. Даже если б здесь возможно было высадиться, от поверхности Барьера нас отрезали бы снежные скаты с глубокими трещинами. Нет никакой надежды найти удобное место до мыса Ройдса. Все занялись наблюдениями по намеченной мной программе, которая излагается ниже.
Гора Террор несколько часов назад очистилась от облаков, и вид ее несколько раз менялся. Подняться на нее, наверно, будет легко. Залив с северной стороны Эребуса значительно глубже вдается в берег, чем это отмечено на карте.
Солнце весь день упрямилось: то выглядывало, то опять скрывалось. Отсутствие его весьма ощутимо.
Программа
Брюс проверяет скорость хода посредством ручного лага.
Боуэрс отмечает высоту предметов, встречающихся на пути.
Нельсон записывает результаты.
Пеннел отмечает на карте местоположение с носа и кормы.
Черри-Гаррард записывает результаты.
Эванс наблюдает и зарисовывает на плане местность по траверсу.
Аткинсон записывает результаты.
Кэмпбел измеряет поперечные расстояния посредством искателя.
Райт записывает результаты.
Ренник измеряет глубину машиной Томпсона.
Дрейк записывает результаты.
Остров Бофорта выглядит очень черным с юга.
10 ч 30 м.Мы встретили лед у Птичьего мыса. Прошли несколько перемычек. Впереди есть открытая вода, но я опасаюсь, что в проливе встретится довольно толстый лед.
Среда, 4 января, 1 ч пополудни.Мы обошли Птичий мыс и теперь видим место нашего назначения, но сомнительно, доходит ли открытая вода так далеко.
Мы пошли по открытому каналу вдоль самого берега. Птичий мыс имеет округленную форму со многими выступами. Трудно сказать, который из них настоящий мыс.
Такая же суровая, неприступная, льдом окованная береговая линия простирается непрерывно от колонии пингвинов, что на мысе Крозье, до Птичьего мыса. На запад от последнего есть обширная площадь земли, на которой находятся одна большая колония и несколько маленьких.
На однотонном, темном, красновато-буром фоне земли заметно множество серых пятен — это гранитные валуны. В подзорную трубу можно различить один такой валун на остроконечном возвышении не менее 1300 футов над уровнем моря.
Вблизи колонии лениво ныряла другая группа китов-косаток, состоящая из старого кита с очень высоким, прямым спинным плавником и нескольких молодых. Мы внимательно наблюдали за небольшой компанией пингвинов, прыгавших в воду и плывших прямо к врагам. Казалось невероятным, чтобы пингвины, беспрестанно выпрыгивая из воды, не замечали зловещего плавника. Однако они, по-видимому, просто не обращали никакого внимания на косаток, но что самое странное: хотя пингвины должны были пересечь путь косаток, среди последних не было заметно ни малейшего движения. Птицы невредимо проплыли на другую сторону. Объяснить это можно только пресыщением косаток.
Обходя Птичий мыс, мы постепенно открывали хорошо знакомые и незнакомые места: гору Дискавери и Западные горы, смутно видневшиеся сквозь дымку. Приятно было вновь увидать их. Нам, в сущности, пожалуй, лучше на этой стороне острова. Чувствуется как бы что-то родное в этой обстановке.
4 ч пополуночи.Крутые, голые склоны западной стороны Птичьего мыса, если смотреть на них с юга, скорее походят на высокие утесы и сразу бросаются в глаза. Тут мы опять попали в дрейфующие льды. Многие из нас провели ночь на палубе. Мы прошли мимо очень больших льдин, очевидно замерзших в проливе. Это любопытно, так как все предшествующие свидетельства указывали на то, что с севера от мыса Ройдса ледяные поля очищались ранней весной. Я заметил несколько льдин совершенно нового типа. Поверхность их покрыта чешуями, каждая из которых состоит из многих маленьких, набегающих друг на друга ледяных чешуек, положенных по отношению к поверхности под одним и тем же углом. Мне сдается, что это может происходить там, где на поверхности льда имеются заструги и слои тонкой пыли, на которые сверху ложится снег.
Мы находимся в пяти милях от мыса Ройдса, а должны были бы уже там быть.
4 ч пополудни.На каждом шагу неожиданности. В 6 ч утра мы вышли из плавучих льдов, находившихся в проливе в трех милях к северу от мыса Ройдса, и направились к этому мысу в полной уверенности, что кромка льдов повернет к западу от него. Но, к нашему удивлению, мы прошли мимо мыса по чистой воде, местами покрытой снежурой. Прошли мимо мысов Ройдса и Барни, миновали ледник на южной стороне последнего, обогнули и прошли, наконец, мимо Неприступного острова, продвинувшись на добрые две мили к югу от мыса Ройдса. Судно могло бы пройти и дальше, по снежура начинала густеть. К тому же удобного места для зимовки не было ближе мыса Армитедж. Он находится на крайнем южном конце острова, милях в 12 от небольшого мыса Хижины, где стоял дом, построенный для команды судна «Дискавери».
«Никогда в этом проливе не видел я ледяного покрова в таком состоянии или берег столь свободным от снега. Эти факты, взятые вместе с необыкновенной теплотой воздуха, привели меня к заключению, что лето было очень теплое. Выбор мест для зимовки большой: один из маленьких островков, берег Ледникового языка. [42] Но мне прежде всего хотелось выбрать такое место, которое было бы нелегко отрезать от Барьера. Мысль моя остановилась на мысе, который мы, бывало, называли мысом Чаек. Он остался позади нас и отделялся от нашей прежней стоянки двумя глубокими бухтами по обе стороны Ледникового языка. Я полагал, что эти бухты останутся замерзшими до поздней поры и что, когда они снова замерзнут, лед на них быстро окрепнет. Я созвал совет и предложил на обсуждение следующие предложения: зимовать на Ледниковом языке или идти к западу. Я лично был за последнее предложение, и, действительно, оно при обсуждении найдено явно заслуживающим предпочтения. Итак, мы вернулись обратно, обогнули Неприступный остров и на всех парах направились к крепкому льду у мыса. Пробив тонкий лед, окаймлявший большую прочную льдину, судно в полутора милях от берега тяжело ударилось о крепкий лед бухты. Тут были и путь к мысу, и пристань для выгрузки. Мы поставили судно на ледовые якоря.
42
В книге Э. Шеклтона «В сердце Антарктики» дается объяснение Ледникового языка (Шеклтон его называет Языком глетчера): «Язык глетчера — это весьма замечательное ледниковое образование, — ледник выдается там в море, спускаясь с юго-западных склонов вулкана Эребуса. Он имеет длину около 8 км, тянется с востока на запад, утончаясь постепенно к морю, и достигает в том месте, где спускается с суши, около 100 км ширины; лед в нем сильно сдавлен и пронизан трещинами по всей своей поверхности, он поддерживается в пловучем состоянии на глубокой воде и представляет собой явление природы все еще довольно таинственное. Язык глетчера находится примерно в 13 км к северу от мыса Хижины, а до мыса Ройдс от него около 20 км к югу».