Эксперимент (сборник)
Шрифт:
«Подвернула ногу…» Как же!..
Потом мы смотрим друг на друга, и слова уже не нужны.
— Макс, мы умрем? — наконец нарушает молчание Хуанита.
Ты знаешь ответ, Макс! Со сломанной ногой она никуда больше не пойдет, а у тебя не хватит сил ее тащить. Да ты и сам в один момент превратился в развалину! Сколько еще протянешь? Максимум — несколько дней, и то — если не будешь перегружать себя. А иначе и того меньше…
Мы умрем?
Всего лишь вопрос времени…
— Нам надо отдохнуть, — говорю наконец я, как
В такой ситуации человек не способен что-то скрыть. Да и незачем.
— Что у тебя с ногой?
— Не важно… Макс, зачем ты… это сделал?
— Что сделал?
— Зачем ты держал стену?
И вправду — зачем? Ведь в конечном итоге я ничего не добился! Вместо мгновенной смерти она теперь получит мучительную… ну и я — за компанию. Почему же я просто не отпрыгнул?
Только вопрос совсем не о том… Зачем я спасал девушку, которую, по собственному признанию, ненавижу всеми фибрами души? Которая только и мечтала, как бы сжить меня с этого света, особенно после гибели… нет — после убийства Конрада? Почему же сейчас ее жизнь оказалась для меня дороже собственной? Или ты сам себе боишься в этом признаться? А, Макс?
Что еще за глупости! Если любовь может принимать такие формы, то уже не только я, а весь мир сошел с ума.
И вообще, какая теперь разница?
— Не знаю, Хуанита… Просто сделал.
— Конрад ответил бы иначе, — задумчиво говорит она. — Он бы сказал… что без меня его жизнь не имеет смысла… и все такое…
— Я — не Конрад… кошечка.
— Не называй меня кошечкой. Меня это уже достало.
— Ладно.
— Просто сделал… — говорит она чуть позже. — Это хорошо… Хорошо, что есть люди, которые могут… просто…
Я молчу. Мне не хочется отвечать.
«Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь!»
Потом я пробую встать. Осторожно, четко просчитывая каждое движение — как повернуться, куда поставить ногу, как двинуть рукой. Кажется, я перестраховываюсь. Или нет? Во всяком случае, когда я уже оказываюсь на ногах, ничего такого ужасного со мной не происходит. Может, я преувеличиваю, и мое состояние вовсе не настолько уж плохое?
— Мы уйдем, Хуанита, — говорю я, воодушевленный. — Я тебя вытащу.
Новый разряд в груди, когда неосторожно пытаюсь сделать шаг — и ноги перестают держать… Только не грохнуться, держи равновесие, черт возьми! А-а-а!.. Так, получилось. Я все еще стою. Стою… а толку-то?
Нет, Макс. Твой двигатель свое отработал. Прими это как факт.
Как факт. Просто факт…
— Молчи, Макс… Хорошо, если ты вытащишь хотя бы самого себя.
Она права, черт возьми… Ладно, не пытайся геройствовать, у тебя все равно плохо получается.
— Нога сильно болит?
— Если не шевелиться, то ничего.
— Тогда лежи и не шевелись.
— А что мне остается?.. — попытка улыбнуться. — Макс, знаешь, что?
— Что, Хуанита?
— Извини, что я так себя вела… Ну, ты понимаешь.
— Да ничего…
— Нет, правда, извини. Я ведь не со зла.
— Понимаю. Я тоже не со зла. И ты извини.
— Вот мы и в расчете! — она снова улыбается, только уж очень вымученной выглядит ее улыбка. Потом говорит: — Макс, может, это нескромный вопрос… Со мной-то все понятно, но ты ведь нормальный человек?.. Даже хороший иногда… как оказалось. Кто же тебя так довел?
Если она так ставит вопрос… А почему бы и не рассказать?
— Ну… в детстве я упал с балкона.
— Это твой черный юмор?
— Нет. Это правда.
— А… извини.
— Да не за что. С восемнадцатого этажа. Мне тогда было двенадцать лет… это двадцать лет назад. Знаешь, как обычно бывает… Дети ведь глупый народ. Кто-нибудь скажет: «вот, я умею то-то, а вам слабо?» — и все тут же кинутся доказывать, что ничуть даже не слабо. Ну и я кинулся… и доказал. Один раз и на всю жизнь.
— Понятно, — говорит Хуанита, просто чтобы показать, что слушает меня. Впрочем, если бы даже и не слушала…
— Я разбился буквально в лепешку — живого места не было. Говорят, умер почти сразу. Десять часов так и лежал трупом под окнами — на улице дождь, никто не ходил, а мои дружки, видимо, здорово напугались и делали вид, что они тут не причем. Да я на них зла не держу, сам виноват… Потом увезли на машине, бились еще десять часов, пока мое тело начало подавать какие-то признаки жизни. Вообще говоря, никто не верил, что такое возможно. Они заменили мне почти все, разве что мозг… да и тут нет полной уверенности. Не знаю, можно ли меня вообще называть человеком.
— Не надо так, Макс.
— Ладно. Потом меня забрали в этот комплекс… Сказали, что до сих пор такое никому не удавалось, что они не знают, как себя поведет мой организм… кроме всего, у меня ведь была еще и почти полная потеря памяти… Короче говоря, упросили родителей оставить меня там на какое-то время. Потом это время затягивалось… потом я уже не представлял себе жизни за пределами комплекса. Мама с папой мной будто бы не интересовались… когда я вырвался на свободу, то узнал, что они давно умерли. Даже не сомневаюсь, что Ричард приложил к этому руку… ну что ж, он расплатился за все сполна.
— А меня родители продали! — вдруг выдает Хуанита.
— Как? — непроизвольно вырывается у меня.
— А так! Они жили на этой вонючей планете, Хорхе, ели где и что придется, зато во сне видели, как вырвутся оттуда в Центр! А я была самим дорогим их имуществом. Я ведь тогда была красивой девочкой…
— Ты и сейчас очень даже ничего.
— Макс, я же лучше знаю, вся эта мишура…
— Я не про мишуру.
— Лучше молчи. Они меня продали этому Мохену, когда мне было шесть лет.
— Двадцать лет назад… — машинально считаю я.