Экстрасенс
Шрифт:
– Доклад свой сделал?
– Сделал. Только я не понимаю, с кем…
– И дальше не понимай. Попутчик говорит. Слушай дальше. Твоего беглеца нашли. Он не в Курске обосновался, а рядышком, во Пскове.
– Какой беглец? – удивился Николай Николаевич, все еще не соображая, с кем он говорит и о ком идет речь.
– Тот, кого тебе отыскать приказано. Экс-директор.
– А-а-а, теперь понял.
– Ты ведь сразу после конгресса в Ростов собирался?
– Да.
– Теперь не собирайся. Послезавтра тебя отвезут во Псков и помогут вернуть награбленное.
– Это что, серьезно? Без дури? – Наконец он догадался, кто ему позвонил.
– Дурят только в психушке и иногда в цирке. Еще
– Кто отвезет?
– Послезавтра в семнадцать ноль-ноль выйдешь из своих ворот. Подъедут красные «Жигули», «восьмерка». Усвоил? Кто будет за рулем, тот и отвезет.
– Усвоил, – растерянно проговорил Николай. И только хотел спросить о подробностях, как услышал короткие гудки.
Это звонил несомненно Алексей. Если он запомнил сбивчивый самолетный рассказ Николая. Если, несмотря на ранение, исполнил свое обещание и среди миллионов беглых мужиков сумел на просторах России каким-то образом отыскать их бывшего мурманского директора школы и даже организовать поездку для Николая, то все происшедшее можно было назвать только одним словом – это было чудо.
А следом за Алексеем, не успел Николай вернуться на кухню, позвонил доктор Бэр.
– Господин Горюнов, я переговорил со своими коллегами из института, вы были бы не против поработать вместе с нами?
– Когда? – спросил Николай Николаевич, стараясь справиться с внезапной хрипотой.
– Если вы дадите согласие, я думаю, с весны – с марта-апреля. Вам подходит такое время?
– Думаю, что подходит.
– Хорошо. Сейчас мне важно получить ваше согласие. А детали мы обсудим позже. Надеюсь, вы будете удовлетворены нашими условиями.
Тайная любовь Анечки Костиковой
Несколько лет назад популярная петербургская газета напечатала статью, которую в библиотеке у Анны Филипповны читали все девочки. И даже долго потом обсуждали.
Статья была переведена из французского журнала для женщин и рассказывала о любви одиноких матерей к своим взрослеющим сыновьям.
– Не знаю, может, у них там все возможно, а у нас про такое писать неприлично! – сказала бывшая зав. читальным залом, которая лет десять назад ушла на пенсию и как раз забрела к ним на огонек. – И читать тоже. Мало ли что в семьях бывает… Не про все же рассказывать.
Девочки с ней не спорили, но статья продолжала переходить из рук в руки. Анну Филипповну эта тема тогда трогала мало, разве что слегка щекотала нервы своей откровенностью.
Некая мадам Жаклин Пуатье пересказывала разные интимные беседы, которые она вела с матерями-одиночками.
«Мне еще нет сорока, на меня засматриваются многие молодые мужчины, неужели я буду спокойно наблюдать, как мучается мой сын, у которого нет девушек», – изрекала одна француженка.
«Если в одном доме живут две одинокие, но близкие души и сердца их свободны, почему бы им не доставить друг другу эту маленькую радость?» – объясняла другая.
А третья просто рассказывала, как договорилась с подругой, имеющей, как и она, пятнадцатилетнего сына, поехать на рождественские каникулы в Швейцарию. И поселиться там так, чтобы подруга была вместе с ее сыном, а она – с сыном подруги. Когда же приблизилось Рождество, выяснилось, что для подруги необходимость поездки отпала, она уже успела решить свои проблемы сама.
– А чего, и правильно. Все лучше, чем втихомолку онанизмом заниматься, – сказала тогда Лизка Иванова. – Я бы на их месте тоже не растерялась.
– Лизетта! – укоризненно оборвала ее главный библиограф Евдокия. – Ты все-таки сидишь с приличными людьми.
Возможно, что из-за этой самой Лизы все дальнейшее и случилось. А может быть, оно произошло бы и само по себе…
Статью прочли и забыли. Анечка о ней не вспоминала несколько лет. А потом вдруг вспомнила. Тогда у нее как раз перешел в окончательную фазу вялотекущий роман. Однажды она ждала троллейбуса с большой пачкой книг, которые везла для выставки. За нею стоял мужчина средних лет. Когда троллейбус распахнул двери, мужчина, ни слова не говоря, быстро поднял эту упакованную пачку, и они вошли вместе. За две остановки мужчина успел вручить свою визитную карточку, взять ее телефон и назначить свидание. Мужчина был женат, имел троих детей – это Анечка выяснила уже в первую встречу. Серьезных планов в отношении ее у него не было, а просто, как он сказал, ему было приятно побыть вместе с ней.
– Ваш вид высекает мгновенные искры удовольствия из моего мужского организма, – пошутил он.
Пожалуй, это был первый случай, когда ее не уговаривали стать женой. Они встречались года полтора, сначала раз в две недели, потом раз в месяц на квартире его приятеля. Потом он сказал, что уезжает надолго в командировку, откуда и позвонить нет возможности, но Анечка скоро увидела его на Невском, и что смешно – с похожей на саму себя девушкой.
Анна Филипповна подошла к троллейбусной остановке и услышала знакомый голос:
– Ваша внешность сразу высекает искры удовольствия из моего мужского организма.
Только фраза эта была обращена не к ней.
Она не стала дожидаться троллейбуса и пошла пешком. Ей было и смешно и грустно. Боже мой, какой пошлостью оборачиваются все эти романы!
Анечка на его счет никаких планов иметь не собиралась. Все было именно так, как он сказал, – иногда им было вместе приятно. И только.
А тут как раз у нее с Костиком произошел случай с их борьбой.
В принципе ничего не произошло. Когда-то, когда он был маленьким, они часто боролись и, хохоча, падали то на его диван, то на ковер, который ей достался в наследство после смерти родителей. Потом это само собой прошло. Детскую борьбу сменили шахматы. Они часто играли в шахматы, полулежа на ковре. И в тот раз, полушутя поспорив из-за хода, вдруг начали бороться, и Анечка в результате ощутила, что находится под самым настоящим мужчиной, который на полторы головы ее выше и в плечах тоже шире, и она прижимается своим телом к его телу. А еще поняла, что Костик в то мгновение тоже ощутил, что под ним как бы и не мама его, а молодая женщина в тонком полурасстегнутом халатике, тело которой он также чувствовал своим телом. В следующее мгновение они оба неловко вскочили и разошлись. Она – пошла на кухню, он – включил телевизор.
Тогда-то и вспомнилась та самая статья, переведенная из французского журнала для женщин.
Анечка в тот вечер долго не могла заснуть на своем раскладном диване и знала, что поблизости на таком же диване мучается ее Костик. До дня рождения, когда ей исполнялось тридцать четыре, а ему – шестнадцать, оставалось недели три.
Эти три недели она гнала от себя мысли, которые считала греховными, но они возвращались вновь. Стоило ей взять в руки новый журнал, как он открывался именно на статье о египетских фараонах, которые только тем и занимались, что женились на собственных сестрах и матерях. Она заглядывала в метро через плечо в газету и вычитывала еще более экзотическую историю про какую-то средневековую римскую матрону, которая переспала не то что с сыном, а с внуками и правнуками. Включала телевизор и обнаруживала русскую негритянку Елену Хангу, которая немедленно начинала рассуждать о том же самом. Хорошо, в это время Костик был в ванне, а то не хватало бы им вместе, голова к голове, выслушивать советы умудренной сексуальным опытом Ханги.