Экстрасенс
Шрифт:
– Кто вы? – грубо спросила она, но тут же, что-то вспомнив, смягчилась. – Извините доктор. Ничего не понимаю, что со мной! Видимо, голова закружилась. Сколько я вам должна? – И она сжала виски. – Ничего не понимаю! – Она вдруг обнаружила расстегнутую на себе блузку, съехавший на сторону лифчик и, смущенно запахнувшись, еще раз повторила: – Ничего не понимаю!
Такого обвала с ним не случалось давно, со времен Перми.
– Вам стало плохо, и я попытался привести вас в чувство, – сказал он, с трудом удерживая мелкую дрожь в теле и желание тут же схватить ее, бросить на постель и подмять под себя.
Но этого ни в коем случае нельзя
«Узнать бы точно, что она помнит из случившегося», – подумал он и проговорил с мягкой улыбкой:
– Сынок спокойно спит. Если у вас есть близко его фотография, дайте ее мне. Я проведу несколько сеансов коррекции его поля. Через несколько дней позвоните моему менеджеру, она запишет вас на прием. Я внесу вас в свой список. Денег никаких не надо. Я помогаю вам от чистого сердца.
Лучше сделать именно так. Если она что и помнит смутно, то такой поворот будет гасить в ее памяти неприятные ощущения. Но уж на следующем приеме он свое возьмет.
Клиентка извинилась и неуверенной походкой ушла в комнату к спящему сыну за фотографией. Она вернулась через несколько минут, держа сразу несколько снимков. На одном были изображены трое: в середине сын, а по краям она и муж – довольно угрюмый тип. Но Андрею Бенедиктовичу был дан другой снимок, с одним лишь сыном.
– Ничего, что он тут младше на два года? – робко спросила клиентка.
Себя за минуты поиска фотографий она уже успела привести в порядок.
– Это даже лучше. Как раз тогда у него и начались приступы. Ведь так?
Парамонов хотел было сказать, что ему нужен и первый снимок – со всей семьей, чтобы скорректировать карму семьи. Но решил не торопиться. Над ее мужем, от которого исходила враждебная энергетика, он поработать успеет, если почувствует в этом надобность.
Андрей Бенедиктович шел по Невскому и продолжал вспоминать ощущение тела этой клиентки. Того единственного мгновения, когда он, не сумев расстегнуть лифчик, начал сдирать его, прикоснулся ладонью к ее груди и почувствовал ответный трепет. Этот трепет предназначался другому, но ощутил его он.
Давно его так не тянуло к женщине.
Солнце закрыли толстые тучи, и в голове полегчало. Он оглядывал других встречных женщин, упакованных в зимнюю одежду. При желании он мог властвовать над любой из них – старой и молодой, красавицей и уродливой. Любую он мог превратить в сосуд, счастливо воспринимающий его энергию. Но сегодня он желал лишь эту клиентку.
Он шел и думал о том, как заставить ее принять его предназначение.
Неделей позже или неделей раньше – в конце концов, значения не имеет. Она все равно станет бегать за ним следом, как послушная овечка, лишь бы получить очередную порцию его энергии и ощутить медитационное равновесие. А он будет каждый раз подзаряжаться от нее энергией космоса. А потом, когда устанет и пресытится, можно будет подвергнуть ее углубленной обработке, сначала переведя в параллельный мир мальчишку и угрюмого мурманского мужа.
Он шел и думал о том, как приятно ощущать в себе предвкушение всех тех радостей, которые так ярко ему представлялись и которые обязательно очень скоро должны произойти.
Восточный человек Ассаргадон, юный и красивый, как принц, изучал почерк Парамонова несколько дней. Когда Наташа впервые увидела Ассаргадона издалека, он показался ей и вовсе ровесником, так легко,
У Ассаргадона ее талантливый брат-компьютерщик впервые за многие месяцы улыбнулся, потом задвигал рукой, а недавно встал на костыли и прошел несколько метров до туалета, который был в его палате! Теперь по многу раз в день он, лежа на жесткой койке, тренировал мышцы, атрофировавшиеся за время неподвижной жизни.
Никому другому Наташа не позволила бы себя «зомбировать в положительном смысле», как выразился Кефирыч. Но Ассаргадону она верила.
И когда он усадил ее в специальное кресло, надел на голову шлем, в который были вмонтированы наушники и электроды, попросил расслабиться и подал в наушники негромкую приятную музыку, она закрыла глаза. А дальше не помнила ничего, что происходило. Часа через полтора Наташа, открыв глаза, увидела улыбающееся лицо Ассаргадона.
Рядом находилась Пиновская.
– Думаю, Наташа сразит вашего Парамонова наповал, – сказал он, провожая их до дверей клиники. Только не задерживайтесь после общения с ним, сразу ко мне, ни к чему оставлять надолго весь этот мусор.
Наташа ПорОсенкова ехала от Ассаргадона с чувством, что в ней должно что-то перемениться. Но сколько она ни искала в себе этих перемен – их не было. Хотя и помнила, что ответил он на вопрос Пиновской насчет того, а что, если вдруг…
– Никакого «если» и «вдруг» не будет. Теперь Наташа может состязаться с самим графом Калиостро, а также и Матой Хари одновременно. – И уже более серьезно напутствовал: – Все, что выскажет этот джентльмен, ты унесешь с собой, сама же его никуда не впустишь. Это важно. – А потом еще раз повторил: – Только после встречи сразу ко мне, чтобы освободиться.
Наташа сидела на переднем сиденье вместе с Пиновской, и ей хотелось расспросить, что же такое он сделал и как ей теперь к себе самой относиться, как к зомбированной, что ли? Но строгая Пиновская думала о чем-то своем и лишь однажды, когда завернула слишком крутой вираж, проговорила:
– Ничего страшного, Наташенька, он вам не заложил, не переживайте. Ассаргадон – не такой человек, да и мы бы не позволили никому сделать такое.
Час приема приближался, и они остановились на старом месте за углом. До знакомого подъезда, где был кабинет доктора Парамонова, оставалось идти лишь несколько минут.
На заднем сиденье дремал Кефирыч, который отдежурил ночную смену с группой захвата, но не позволил никому другому сопровождать юную деву в пасть экстрасенса.
Первую остановку Пиновская сделала еще за городом. Достав дорогую косметику, она минут десять трудилась над Наташиным лицом, доведя его до соответствия предписанной роли. Кефирыч при этом подавал реплики, пока Пиновская вежливо не приказала ему заткнуться. Когда Наташа взглянула на себя в зеркало, она, конечно, пришла в ужас. Увидь ее с таким лицом мама, Наташе через минуту пришлось бы вызывать «скорую».