Эквиано, Африканец. Человек, сделавший себя сам
Шрифт:
Эквиано мог частично сфабриковать собственную идентичность и создать себе национальную идентичность игбо avcmt la letter [13] , чтобы получить возможность стать действенным представителем своих рассеянных по миру африканских сородичей. Как заметил нигерийский писатель Чинуа Ачебе, осознание идентичности игбо, о которой заявлял Эквиано, представляет собой очень недавний феномен:
На самом деле, то, как давно человек знает о своей идентичности и принимает ее, не зависит от ее глубины. Можно внезапно осознать идентичность, от которой долгое время страдал, не отдавая себе в этом отчета. Возьмем, к примеру, народ игбо. В наших краях они исторически не считали себя игбо, видя себя лишь жителями той или иной деревни, а кое-где «игбо» было даже ругательным словом, так называли «других», обитавших где-то в буше. Тем не менее, в результате войны в Биафре [14] всего за два [sic]
13
Avant la lettre – букв, до письма (фр.). Выражение используется при анахроничном употреблении термина (примеч. пер.).
14
Республика Биафра – почти никем не признанное государство, существовавшее на юго-востоке Нигерии в 1967–1970 гг. Гражданская война в Нигерии, по разным подсчетам, унесла жизни от одного до трех миллионов человек (примеч. пер.).
15
Appiah, In Му Father’s House, 177
Если Эквиано выдумал себе и личную, и национальную африканскую идентичность, он рисковал быть раскрытым как самозванец, и это дискредитировало бы движение аболиционизма, но финансовый и политический успех его книги показывает, что риск был вполне оправдан.
Всякая автобиография – акт воссоздания, и автобиографы не находятся под присягой, воссоздавая свою жизнь. Но помимо того, автобиография – литературное произведение. Любая автобиография призвана формировать представление читателя об авторе, и часто, как в случае «Удивительного повествования», еще и влиять на убеждения читателя или его действия. Вглядываясь в прошлое, излагают ли автобиографы множество лишь им одним известных фактов так, как запомнили, или придают им определенную форму и окраску? Только обращая взгляд назад, мог Эквиано сказать: «Я полагаю себя необыкновенно облагодетельствованным Небесами и признаю, что Провидение не оставляло меня своими милостями ни при каких жизненных обстоятельствах» (49). Как и любой автобиограф, Эквиано отбирал, подчеркивал, систематизировал и опускал те или иные детали своей жизни, чтобы предстать перед читателями в благоприятном образе: цельным и тщательно ссшоочищенным от несоответствий и, иногда, от конфликтующих частностей. Рассуждая о какой-либо «личности» или говоря, что кто-то «действует сообразно своей личности» или представляет «образец личности», мы предполагаем, что люди действительно обладают этой неотъемлемой самостью. Биограф тоже должен выявлять и представлять личность героя или героини своего исследования, которая может совпадать, а может и не совпадать с самопредставлением автобиографа. Наиболее постоянным свойством самости Эквиано была способность изменять себя, переопределять и переделывать свою идентичность в ответ на меняющиеся обстоятельства.
Ни один автобиограф не располагает лучшими возможностями для переопределения, чем вольноотпущенник. Само освобождение требовало переопределения. Самой глубокой трансформации раб подвергался при освобождении, когда его юридический статус собственности менялся на статус личности, и из имущества он превращался в человека. Кроме того, перед бывшими рабами вставала неотложная задача переопределить себя путем выбора имени. Даже сохранение рабского имени было предметом выбора. Невозможно было избрать отказ от выбора. Со свободой приходила обязанность создать себе новую идентичность, либо исходя из личных качеств и имеющихся средств, либо просто выдумав ее. Эквиано мог воспользоваться обеими возможностями. В некотором смысле весь мир лежал перед бывшим рабом, у которого как у имущества не было собственной страны или официальной личной идентичности. Беспокойность натуры Эквиано и очевидная страсть к путешествиям, проявившаяся сразу, как только он освободился, могли объясняться стремлением обрести идентичность и место в мире.
«Атлантический креол» Эквиано имел идеальные возможности, чтобы сотворить собственную идентичность. Он определял себя движением в той же мере, что и местом. Действительно, он провел в морях такую же часть жизни, как и в любом месте на суше. Даже в бытность его невольником образование и навыки, полученные на Королевском флоте, делали его слишком ценным для опасной и непосильной работы, уготовленной для большинства рабов. Служба в военном и торговом флоте предоставила ему чрезвычайно удачную точку для наблюдения за миром, а социальная и географическая мобильность познакомила со всеми слоями Атлантического сообщества. Предложенный читателям убедительный рассказ об Африке мог опираться на опыт других, с кем, по его рассказам, он встречался в многочисленных странствованиях по Карибским островам, Северной Америке и Британии. Его талант заключался в способности создавать и продвигать голос, которым вот уже более двух столетий говорят миллионы его сотоварищей по африканскому рассеянию.
Голос Эквиано настолько особенный, что на последующих страницах везде, где возможно, я позволяю ему самому рассказывать о «жизни своей и судьбе» (337). Многочисленные пересекающиеся идентичности – выдуманные или проявленные, которые представляет автор «Удивительного повествования», – должны удержать нас от попыток свести его к какой-либо одной национальной идентичности. Эквиано, назвавший себя «гражданином мира», был «атлантическим креолом», через всю жизнь пронесшим верность Африке предков. И сегодня он говорит так же громко, как и более двух веков назад.
Благодарности
Я безмерно благодарен за помощь, которую оказали мне следующие организации, чьи собрания книг и документов я использовал при работе над книгой: Библиотека Мак-Кинли университета Мэриленда, Библиотека Джона Картера Брауна, Шекспировская библиотека Фолджера, Библиотека университета Ховард, Библиотеки Уайденера и Хоутона Гарвардского университета, Британская библиотека, Британский музей, Офис публичных записей (PRO) в Кью и Лондоне, Библиотека доктора Уильямса (Лондон), Библиотека Общества дома друзей (Лондон), Центр семейных записей (Лондон), Офис записей Большого Лондона, Библиотека Голдсмита Библиотеки Лондонского университета, Библиотеки Вестминстера, Библиотека Гилдхолла в Лондонском Сити, Лондонский столичный архив, Библиотека дома Родса (Оксфорд), Офис записей графства Кембриджшир, Библиотека университета Глазго, Офис записей графства Глостершир, Собрание Хорнби в Ливерпульском библиотечном центре, Офис записей графства Шропшир, Офис записей графства Вустершир, Офис записей Норфолка, правление Музея Веджвуда (Барластон, Стаффордшир), Музей Уизбича и Фенланда (Кембриджшир), Проект банковских архивов (Музей естественной истории, Лондон), центры семейной истории Церкви Святых последних дней в Аннандейле и Фолс-Черче (Виргиния) и в Принстоне (Нью-Джерси), Библиотека Ван Пельта Пенсильванского университета, Библиотека Принстонского университета и библиотека Конгресса.
За советы, ободрение и поддержку в исследованиях я благодарю Уильяма Л. Эндрюса, Джона Баррелла, Майкла Бенджамина, Айру Берлина, Кристофера Л. Брауна, Александра К. Бэрда, Патрисию Карретту, Нейла Чеймберса, Малколма Дика, Кеннета Донована, Сьюзан Эссман, Генри Луиса Гейтса мл., Адама Хохшильда, Дерека Хира, Марка Джонса, Антонию Калу, Джорджа Карлссона, Рейхана Кинга, Ирвинга Лейвина, Пауля Магнусона, Джозефа Ф. Марси мл., Дина Миллера, Майкла Миллмана, Филиппа Д. Моргана, Рут Пейли, Стивена Прайса, Н.А.М. Роджера, Нини Роджерс, Эрин Садлак, Филиппа Саундерса, Дэвида Шилдса, Дж. В. Торпа, Артура Торрингона, Пэм и Джоя Трики, Джеймса Уолвина, Иана Уайта и Дэвида Уорролла. Адам Хохшильд великодушно согласился ознакомиться с первым вариантом рукописи и дать свои комментарии. Я также признателен за комментарии и предложения анонимным рецензентам Издательства университета Джорджии.
За щедрую финансовую поддержку в исследованиях и в работе над книгой я чрезвычайно обязан Университету Мэриленда, Национальному фонду гуманитарных исследований, Школе исторических исследований, Институту перспективных исследований (Принстон, Нью-Джерси) и Институту африканских и африканско-американских исследований У.Э.Б. Дю Буа Гарвардского университета. Благодарю моих декана Джеймса Харриса и заведующего кафедрой Чарльза Карамелло за предоставление отпуска для проведения исследований в Институте перспективных исследований и в Институте Дю Буа. О лучших местах для работы нельзя было и мечтать.
И я в величайшем долгу перед Пэт, моим партнером в жизни и в исследованиях.
Замечание о денежной системе
До перехода в 1971 году денежной системы Британии на десятичное исчисление, она была представлена фунтами стерлингов (?), шиллингами (s.), пенсами или пенни (cL) и фартингами. Один фунт стерлингов = 20 шиллингов; 5 шиллингов = 1 крона; 1 шиллинг = 12 пенни; 1 фартинг = U пенса. Одна гинея = 21 шиллинг. (Монета получила такое название в связи с тем, что золото для нее поступало с гвинейского побережья Африки и впервые ее отчеканили в ознаменование основания в 1663 году работорговой монополии, известной как Королевская Африканская компания).
В каждой британской колонии выпускалась собственная бумажная валюта. Колониальный фунт стоил намного дешевле фунта стерлингов, а обменный курс отличался от колонии к колонии и колебался на протяжении столетия. Ограничения на вывоз монеты из Англии заставляли колонии использовать для торговых операций иностранные монеты, главным образом испанские. Основной испанской серебряной монетой был реал («королевский»), а также песо (восемь реалов), известный в Британской Америке как доллар. Поэтому 2 реала, или бита, назывались квортером [16] . Испанские реалы пользовались особенным предпочтением, поскольку их номинальная стоимость соответствовала стоимости содержавшегося в них серебра. С другой стороны, испанские пистерины номинальной стоимостью 2 реала содержали серебра всего на одну пятую испанского доллара. Испанский дублон представлял собой золотую монету стоимостью 8 эскудо и в 1759 году равнялся 3 фунтам 6 шиллингам. В тот же период испанский доллар в местной валюте стоил 7 шиллингов 6 пенсов в Филадельфии и 8 шиллингов в Нью-Йорке. В восемнадцатом веке регулярно публиковались курсы обмена иностранных валют на колониальные фунты и на фунты стерлингов. В обращении находились также медные монеты, какими однажды заплатили Эквиано, не имевшие ни установленной номинальной, ни натуральной стоимости.
16
Бит (англ, bit – кусочек, фрагмент) – мелкая монета различного достоинства. Так до сих пор называют 1/8 американского доллара. Квортер (англ, quarter) – букв, четверть (примеч. пер.).