Экзорцист: Проклятый металл. Жнец. Мор. Осквернитель
Шрифт:
Кое-как разминувшись со встречными каретами, я вывернул на бульвар и придержал лошадей. Только придержал – и на козлы тотчас взобрался Ловкач, под глазом которого наливался глубокой синевой свежий синяк.
– Ну и рожа у тебя, Себастьян, – поежился он. – Раньше и то, право слово, краше была.
– Хмурый где? – спросил я у него.
– Здесь! – отозвался невесть когда запрыгнувший на запятки головорез.
– Лезь в карету, присмотри за рыжим.
– Серьезно?
– Да! Быстрее, пока он не очухался! – поторопил я его и, глянув
– В лучшем виде, – доложил мошенник с лукавой улыбкой. – Никто не жалуется.
– Продолжай в том же духе.
– Продолжай? – озадачился Ланц. – А ты?
Забыв о чужом лице, я поморщился, и жулик отодвинулся, напуганный странной и страшной гримасой.
– По состоянию здоровья мне настоятельно требуется сменить климат, – вздохнул я, – но ты особо не наглей, за тобой есть кому присмотреть. Хмурый за партнера останется, да и мы с Густавом легко дотянемся. У нас длинные руки.
– Напугал! – фыркнул Якоб и уточнил: – И как долго мне твою ношу тянуть?
– А сколько прожить хочешь, на столько и ориентируйся, – посоветовал я, направляя лошадей в сторону порта. – Я, если когда-нибудь и вернусь, за тебя работать точно не стану.
– А лицо?
– Что – лицо?
– Теперь у тебя новое лицо?
Я прикоснулся к щеке, почувствовал неестественную упругость мертвой плоти и покачал головой:
– Нет, это чужое. Мне оно не нравится.
– Немногие в нашем деле могут позволить себе пользоваться собственным, – многозначительно выдал Ловкач и замолчал.
Так и ехали до самого порта – молча. А там я загнал карету прямо на пирс, соскочил с козел и наконец содрал с себя чужую кожу. С остервенением зашвырнул физиономию мертвеца в темную воду и только тогда вновь почувствовал себя живым.
– Ведите себя хорошо, – напоследок велел жуликам, вытащил из кареты валявшегося в беспамятстве приятеля и потащил его к покачивавшейся на волнах каракке.
Потащил к новой жизни; хочет он того или нет.
Я свой выбор сделал и менять его в любом случае не собирался.
Эпилог
Месяц Святой Августины Травницы
Год 989-й от Великого Собора
Одни люди уверены, что все мы лишь игрушки в руках Святых; другие убеждают окружающих, а зачастую и себя, будто человек сам творец собственной судьбы.
Как обычно, истина находится где-то посередине.
Святые предопределяют каждый наш чих или же человек способен одной лишь силой воли перекроить мир под себя?
Ни то ни другое, друзья мои, ни то ни другое. Ведь даже Святым в их смертном обличье не дано было изменить людскую природу и превозмочь законы мироздания.
И пусть говорят, будто Святые не подкидывают неразрешимых задач, а испытания лишь делают нас сильнее, но иногда стоит не рвать впустую жилы, но сесть на берегу
Я об этом позаботился, но, видят Святые, это были вынужденные меры.
И даже если меня слегка занесло, кто из нас без греха?
Так, Святой Огюст, да?
Первую ночь плавания я провел с Бертой. Просто лежал рядом, обнимал ее и думал.
Много думал. В основном о том, что ждет нас в Пахарте. Именно – нас.
Мы и раньше были не чужие друг другу люди, но, если начистоту, могли разбежаться в любой момент, теперь же все переменилось самым решительным образом. Теперь мы крепко-накрепко связаны друг с другом. Лет так на пятнадцать как минимум.
Впрочем, стоит ли загадывать на такой срок?
Под утро я потихоньку выскользнул из каюты и поднялся на палубу. Эдвард Рох в гордом одиночестве пил под навесом вино и наблюдал за вспухавшим над водной гладью алым шаром солнца. К нему подходить не стал, вместо этого встал рядом с мрачно глядевшим за борт Густавом.
– О чем думаешь? – спросил у нашего капитана.
– Думаю, не стоило ли затащить девчонку на борт силой, – нахмурился чернокнижник.
– Брось! – рассмеялся я. – Твоя дочь уже взрослая!
– Она решила остаться с Карлом! – с затаенной обидой произнес Сирлин. – Он ей даже не родственник!
– Она знает его с пеленок, – усмехнулся я, – а ты для нее нечто эфемерное, знаешь ли. Нереальное.
– Но ее мать отправилась со мной!
– Судя по наличию у вас общей дочери, ее мать убедилась в твоей реальности как минимум один раз. Хотя, полагаю, это случалось несколько чаще.
Густав глянул на меня, будто собирался скинуть в воду, но пересилил себя и лишь недобро улыбнулся. Я в ответ на свою реплику ожидал громов и молний и потому заподозрил неладное.
Нет – за борт не выкинет, но…
…но тут чернокнижник выкрикнул резкий приказ, и даже моих скудных познаний в пахартском хватило, чтобы разобрать слова.
«Выпускайте солнцеволосого!» – прозвучала команда.
«Солнцеволосый» – это рыжий. А рыжий…
– Твою мать! – в сердцах выругался я и завертел головой по сторонам в поисках укрытия.
Не успел. Голый по пояс Джек Пратт вырвался на палубу, аки разъяренный лев, сразу углядел меня и заорал:
– Ты покойник, Себастьян!
– Приятных развлечений, – похлопал меня по плечу Густав и отошел в сторону.
А я бросился наутек.
– Стой! – рявкнул Джек и кинулся следом.
Корабль – не самое подходящее место для игры в догонялки, и довольно быстро я сообразил, что ничего лучшего, чем просто бегать вокруг мачты, сейчас не придумать. Пратт сыпал проклятиями и угрозами, а мне оставалось лишь заботиться о том, чтобы между нами всегда находилась эта слегка покачивающаяся деревяшка.