Эль-Сид, или Рыцарь без короля
Шрифт:
– Это мурабиты [8] .
Диего Ордоньес провел ладонью по лысому темени. От бессонной ночи бронзовое лицо будто засалилось. Если бы не одежда и оружие, он легко сошел бы за любого из этих мавров – живых или убитых. Руй Диас задержал на нем взгляд:
– Не далековато ли они забрались?
– Посмотри на татуировки.
Руй Диас наклонился над телом, всматриваясь внимательней. Да, так и есть: на правой кисти – корявое изображение синеватой звезды о пяти лучах. Подняв голову, он наткнулся на взгляд Ордоньеса: тот значительно
8
Мурабиты, известные нам как альморавиды – от «аль-мурабитун», люди рибата, сторожевого дома, выстроенного на границе мусульманских владений для их защиты, – члены религиозного мусульманского братства, основанного Абдуллой ибн Ясином в Сенегале и Сахаре для борьбы за «чистый ислам».
– Начинают чересчур дерзить.
Руй Диас осмотрел руки остальных. И у пленных, и у мертвых – за исключением одного, с отрубленной и неведомо куда девавшейся кистью, – на руках был тот же рисунок.
– Сукины дети, – процедил Ордоньес. – Мерзкое отродье мавра Измаила.
Руй Диас задумчиво поскреб бороду. Дикое, фанатичное до умоисступления племя мурабитов, превосходных воинов, которое покорило весь север Африки, часто наведывалось на полуостров по приглашению эмиров, ослабевших после Аль-Мансура, и становилось ударной частью их войск, получая за это и плату, и добычу. Бывало, что их нанимали и для войн с единоверцами-мусульманами, которые друг друга ненавидели не меньше, а порой и больше, нежели христиан. И потому не было ничего странного в том, что какой-то вождь мурабитов решил, воспользовавшись хорошей погодой, пощипать на свой страх и риск приграничные селения по реке Дуэро. Тем не менее за Гуадамьель они сунулись впервые.
– Посмотрим на пленных.
Их было двое: один со связанными за спиной руками стоял на коленях, другой лежал на спине, а живот ему кто-то прикрыл его же собственным размотанным и окровавленным тюрбаном. Этот второй – молодой, с курчавой негустой бородкой – был бледен, дышал медленно и трудно. Руй Диас опустился рядом с ним на колени, сдернул ткань и увидел вспоротый живот с кровоточащими синеватыми кишками. Жить парню оставалось недолго, и остаток этот будет мучителен. Звенели обезумевшие мухи, роясь над раной. Руй Диас снова накрыл ее.
– Больно? – спросил он по-арабски.
Мавр не ответил и только крепче сжал губы.
– Antum murabit'in?
Тот попытался поднять голову, и лицо его исказилось гримасой боли. Или горделивой ненависти.
– Да, – сквозь зубы процедил он.
– Говоришь по-христиански?
В ответ на этот вопрос мавр попытался плюнуть в лицо Диасу – но тщетно. Во рту у него пересохло. Он еще раз повторил попытку, с мучительным усилием двигая губами, пока Диего Ордоньес, наклонившись, не ткнул его кулаком.
– Брось, – сказал Руй Диас.
– Пусть плюет в свою потаскуху Фатиму.
– Брось, говорю.
Ордоньес потирал кулак, мутно поглядывая на раненого. Потом полез в поясной кошель и достал оттуда серебряное распятие, расплющенное и смятое ударами молотка.
– Вот что при нем нашлось. Носил поверх бурнуса.
В ответ на дерзкую речь Руй Диас уставился на него тяжелым взглядом. Стерпеть такое он не мог. Разговор шел не с глазу на глаз, спускать подобные вольности – значило подать другим дурной пример.
– Прочь с глаз моих, – отрывисто приказал он. – Убирайся.
Ордоньес побледнел:
– Не надо так со мной говорить, Руй.
– Я сказал – пошел прочь, Диего Ордоньес! – Он в ярости взялся за меч. – Делай, что говорят, не то, Богом клянусь, угощу вот этим.
Ордоньес побледнел еще сильней, проглотил слюну. Открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но, видимо, передумал. И под бесстрастным пристальным взором Руя Диаса промолчал и лишь шумно выдохнул. Потом спрятал распятие, повернулся и двинулся прочь.
– Этот вот разумеет по-нашему, – сказал один из караульных, показывая на пленного со связанными руками.
Ему на вид было лет тридцать – густые курчавые волосы, живые и очень черные глаза. Вернее – один глаз, потому что второй был закрыт красноватым и уже лиловеющим кровоподтеком, тянувшимся от лба к виску. От него пахло потом и дымом. Он был в одной рубахе, с голыми ногами, и, кроме синяка, иных повреждений на виду не замечалось – если не считать, что разорванная мочка подкапывала на плечо кровью: охранник только что выдрал у него из левого уха золотую или серебряную серьгу.
– Говоришь по-нашему?
– Да.
– Что вы здесь делали?
Молчание. Мавр отвел глаза и уставился в землю.
– Сам знаешь – мы тебя убьем.
– Знаю, – пробормотал пленный, не поднимая глаз.
– И смерть твоя может быть быстрой и легкой, а может – и долгой. От тебя зависит, что ты предпочтешь. Долго будешь мучиться – или нет.
Мавр чуть двинул головой:
– Я – мурабит.
– Да знаем мы, кто ты. – И показал на татуировку. – Видали эти знаки на кистях твоих сотоварищей. А еще видели то, что вы оставляете в поселеньях после себя.
Мавр скользнул глазами по телам убитых и потом – по умирающему:
– Мы никогда не проходили через поселенья… Никогда! Клянусь! Клянусь своей головой.
Он совсем недурно владел кастильским наречием. Руй Диас понял, что пленный не только что переплыл Пролив. И это не первый его набег на христианские земли. Он придвинулся ближе и прошептал в изуродованное ухо почти дружески:
– А та женщина на ферме? А двое стариков, распятых на воротах? Ты забыл их, Мухаммед?
Здоровый глаз заморгал беспокойно.
– Я не Мухаммед. Не упоминай священное имя.
– Да плевал я на твое священное имя. И мне дела нет, как тебя зовут… Я спрашиваю, помнишь ли ты этих людей?
Мавр помотал головой:
– Нет.
– На самом деле не помнишь?
– Нет.
Руй Диас, не теряя спокойствия, вздохнул. Опустился на колени рядом с пленником:
– Скажи-ка мне, сколько у вас людей и далеко ли думаете зайти?
– Не понимаю, о чем ты. Каких людей?
– Кто ваш командир?
Мавр понурился, упрямо сжал губы. Руй Диас ухватил его за волосы и вздернул голову кверху.