Ельцин
Шрифт:
Это не значит, что Ельцина всюду начинали любить. Но его начинали уважать. В команде обязательно появлялись верные, преданные люди, на которых гипнотически действовали его необычный стиль, его невероятное поведение.
В 29 лет, как уже было сказано, он назначен главным инженером СУ-13, в 31 — вступает в партию и становится начальником управления, в 34 — его приглашают главным инженером ДСК (домостроительного комбината), через полгода он становится его директором. В неполные 35 он достиг того, к чему другие идут всю жизнь.
Ну
Невелика смелость — быть предельно жестким и требовательным с подчиненными (хотя и здесь она нужна! — скажет вам любой руководитель), гораздо опаснее проявлять характер в отношениях с руководством.
Каждый, кто через это прошел, к примеру, люди, объединенные властью, всегда могут договориться за спиной строптивого новичка и ударить с тыла. Для него как будто не существует этой общеизвестной истины.
Когда Б. Н. работал в СУ-13, в системе «Южгорстроя», его начальником был Ситников, опытный строитель. Человек, не менее крутой и сильный характером, чем Ельцин. Методы Б. Н. ему не нравились, стычки возникали постоянно. Порой, вспоминает Ельцин, в пылу спора Ситников хватал стул и шел на него. Тогда Ельцин тоже брал в руки стул… Это была, конечно, неслыханная дерзость. Однажды Ельцин даже сказал Ситникову: учтите, я спортсмен, у меня реакция лучше, я ударю первым.
Порой, возвращаясь с объекта в машине Ситникова, они начинали спорить прямо там. Когда спор надоедал Ситникову, он частенько останавливал автомобиль и требовал, чтобы главный инженер добирался до дому пешком. «Довезете до трамвайной остановки, тогда выйду», — спокойно отвечал Ельцин. За один год Ситников вынес главному инженеру два десятка замечаний и выговоров.
Тем не менее Ельцина повысили в должности, когда ушел Ситников. Кто же рекомендовал его на этот пост? Да тот же Ситников!
Ситников, в сущности, был первым учителем Ельцина как большого руководителя, хотя в «Исповеди на заданную тему» останутся эти тяжелые сцены со стульями и разговорами у трамвайной остановки, а в личном деле — многочисленные выговоры: они не помешали Ельцину идти вперед. Он был нужен, он был необходим: пробивная машина, таран, эффективный и работоспособный. И никакие детали уже не портят эту общую картину — конфликтный Ельцин стоит дороже, чем многие бесконфликтные.
Однако гораздо больше Ельцин рисковал головой, когда спорил с партийными органами.
Первый секретарь райкома Бобышев в жесткой форме требовал, чтобы Ельцин пришел на бюро райкома и отчитался «о проделанной работе». Однако начальника СУ-13, а потом ДСК вызывали одновременно сразу в несколько райкомов Свердловска, на территории которых были строящиеся объекты. Когда он отказал Бобышеву впервые, тот был разъярен. «Если я сказал, значит, вы придете, а иначе партбилет на стол».
Тем не менее Ельцин не пришел. Отказался ходить в этот райком раз и навсегда.
Хотя партбилет у него однажды все-таки чуть не отобрали.
Как только Б. Н. назначили руководителем ДСК, в Свердловске рухнул только что построенный пятиэтажный дом. «Поплыл фундамент», который строители небрежно, с нарушением технологии, заливали бетоном зимой. Сам Ельцин не принимал участия в этой стройке, еще не был назначен, когда дом строился, но за аварию отвечать пришлось ему. К счастью, при обвале никто не пострадал, дом еще не был заселен.
Бюро Свердловского горкома поставило вопрос о его исключении. Ельцин, оправдываясь, скажет: «Вы меня только что приняли, партбилет еще горячий…», но это не произвело на бюро никакого впечатления.
Пришлось вступиться второму секретарю Рябову.
Он поручился за молодого строителя. Ельцин отделался строгим предупреждением.
Этот Рябов сыграл большую роль в судьбе Б. Н.
Как он сам пишет в своих мемуарах, «…я “родил” Ельцина в пятый раз», это о переводе Б. Н. из Свердловска в Москву в 1985 году на должность заведующего строительным отделом ЦК КПСС.
А вот еще несколько «рождений»: Рябов выдвинул его на пост начальника ДСК, Рябов, как уже было сказано, пригласил Ельцина на работу в обком завотделом, потом секретарем по строительству, ну и, наконец, первым секретарем, когда его самого перевели из Свердловска в Москву.
Порой Рябову жаловались на Ельцина — он, мол, тяжел в общении с людьми, он «давит», «нажимает», не обращая внимания на «личные особенности»! Об этом сам Рябов написал в своей книге уже после перестройки, когда Ельцин стал его идейным врагом. Кстати, сам Рябов в быту, как говорят, был как раз весьма груб.
Но как начальник Рябов не раз обращался к своему подчиненному с вопросом: в чем же дело, товарищ Ельцин? Ельцин обещал исправиться, «поработать над собой», но однажды ответил откровенно — «иначе их не пробьешь». Запомним эту фразу. В ней — не попытка оправдаться, загладить что-то задним числом, а его способ жить. Ельцин пробивает преграды, даже если они укоренены в советской реальности, как непреложная система работы или система отношений.
Рябов не понимал: Ельцин никогда не станет как все.
Конечно, Ельцин вовсе не один такой в своем поколении.
Это была целая формация молодых «главных инженеров», в какой-то мере рожденных косыгинской экономической реформой. Они в отличие от прежних руководителей производства (1940—1950-х годов) не заискивали перед парткомом, райкомом и обкомом, потому что не были от них так зависимы. Производство, промышленность считали не частью общей «партийной работы», а своим личным участком ответственности, своим призванием.
Время востребовало эту формацию руководителей, время же их и похоронило, растворив в брежневской системе власти.