Элементарно, Ватсон!

Только подлинный гений способен создать изобретение или героя, которые заполнили бы зияющую дыру в нашей жизни — дыру о существовании которой мы не только не знали, но даже не подозревали. Тысячи лет нам вполне хватало бумаги и пера. Затем появилась электронная почта — и теперь уже никто не может представить жизни без нее. Картины и литографии содержали в себе весь словарь визуального творчества — до тех пор, пока фотография не стала всеобщим языком. Однако в нашей истории полным-полно героев, о которых можно

рассказывать без конца, — так с какой стати нам мог бы понадобиться тип, представлявшийся «детективом-консультантом», к тому же мизантроп с целым набором малоприятных и просто нездоровых привычек?

Тем не менее в один прекрасный день 1887 года Артур Конан Дойл сел за стол и написал повесть о некоем странном молодом человеке с особыми талантами. Написал — и изменил мир. «Этюд в багровых тонах» — это история действительно молодого человека, переполненная Романтическими Приключениями и поразительными идеями, а также волнующими строками (которые современный редактор отчеркнул бы синим карандашом как чересчур мелодраматичные) вроде такой: «Сквозь бесцветную ткань нашей жизни пробегает багровая нить убийства, и наш долг состоит в том, чтобы распутать ее, изолировать и обнажить каждый ее дюйм».

Практически мгновенно вокруг Шерлока Холмса выросла целая индустрия почтительных и сатирических публикаций, имитаций и пародий. Холмс представал в тысячах не-дойловских воплощений: его женили, отправляли в экзотические края, сводили со знаменитыми персонажами истории и литературы, делали моложе, старше, выше, короче, он становился более статичным или, напротив, эмоциональным — вариациям буквально не было конца. Конан Дойл и сам пописывал не-холмсовские истории, которые, однако, явно базировались на этом его персонаже. И прежде никем не замечавшаяся дыра в нашей жизни (размер и значение которой сам сэр Артур отказывался признать) оказалась не чем иным, как архетипом: рыцарем наших дней, героем с мятущейся душой и одним-единственным другом, человеком, «который никогда не жил, а потому не может умереть» [1] , тем, кто сегодня живее, чем любой из его современников по Викторианской эпохе, включая, кстати, и саму королеву Викторию.

В этой книге собраны рассказы восемнадцати ведущих писателей, исследующих контуры и границы нашего архетипа, играющих вариантами: как такой платоновский идеал героя-детектива мог бы выглядеть в различных ситуациях и под разными масками. Одни авторы вспоминают еще не рассказанные истории о Великом Детективе, другие смотрят на него с позиций сегодняшнего дня, иные же вслушиваются в эхо его стремительных шагов.

Все эти рассказы были вдохновлены сэром Артуром Конан Дойлом и его первым этюдом о Шерлоке.

Лори Р. Кинг — лауреат множества премий («Эдгар», «Кризи», «Агата», «Неро», «Лямбда», «Макавити») и популярный писатель, автор десятка криминальных романов, в половине из которых героем является «величайший детектив в мире — и ее муж, Шерлок Холмс». Мэри Рассел («Ученик пчеловода», «Король пиратов») предстает в романах Кинг как юное, женственное и современное воплощение Холмса, с которым она случайно сталкивается в 1915 году в Суссексе — и которого с ходу ставит на место. Отчаянная смелость Кинг была вознаграждена: она стала членом клуба «Нерегулярные бейкерстритчики», где работает над редактированием книг, связанных с Холмсом и написанных старшими членами клуба «Нерегулярщиков» — плохо замаскированная попытка удержать ее от создания новых романов с Мэри Рассел.

Лесли С. Клингер — лауреат премии «Эдгар» за составление и редактуру «Нового аннотированного Шерлока Холмса», коллекции всего холмсовского канона с немыслимым количеством сносок и примечаний. Он был также редактором-составителем «Нового аннотированного Дракулы» и целого ряда антологий викторианского детектива и литературы, посвященной вампирам. В последнее время вместе с Нилом Гейманом он работает над «Аннотированным Сэндменом» для «DC Comics». Клингер является членом «Нерегулярных бейкерстритчиков», одновременно успевая вести факультативные занятия в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса по курсам Холмса, Дракулы и викторианского мировоззрения. Основная его работа — адвокатура, а живет он в Лос-Анджелесе с женой, собаками и тремя кошками. Впервые Лесли столкнулся с Холмсом и его миром в 1968 году, обучаясь на юридическом факультете. Встреча состоялась на страницах классического труда Уильяма С. Бэринг-Гулда «Аннотированный Шерлок Холмс», и для Клингера это стало делом всей его жизни. Данная антология — результат того, что множество его, казалось бы, «нормальных» друзей-писателей, как выяснилось, разделяли его страсть к холмсовским историям.

И как давно он наблюдает за мной?

Я стоял здесь уже с четверть часа, безразлично переводя взгляд с маленьких мальчиков в матросских костюмчиках на их сестер в фартучках, глядя, как все они, под пристальным надзором целого батальона нянь и нескольких матерей, бродили, словно карликовые гиганты, подгоняя свои игрушечные кораблики, сгрудившиеся в Серпентайне [2] .

Дунул внезапный ветерок, закруживший опавшие листья и принесший едва ощутимую прохладу в этот идиллический день ранней осени. Я поежился и поднял воротник, волоски на моей шее вздыбились.

Точнее было бы сказать, что поднятый воротник заставил их улечься на место, но оттого, что до этого момента я не чувствовал своих стоявших дыбом волос, мне стало еще больше не по себе.

Может быть, это произошло потому, что на прошлой неделе я присутствовал на демонстрации профессора Малабара в «Палладиуме». Его необъяснимые контакты с невидимым миром заткнули рты даже самым ярым скептикам, к которым я, уж можете мне поверить, никогда не относился.

Должен признаться, что я всегда верил в теорию о том, что из глаз смотрящего исходит некая сила, улавливаемая еще не открытой наукой чувствительной точкой на шее человека, за которым наблюдают, — феномен, который, я убежден, вызван особыми свойствами магнетизма, принципы которого нами еще не вполне осознаны.

Короче говоря, я знал, что на меня внимательно смотрят, — факт, сам по себе, не обязательно неприятный. Что, если на меня положила глаз одна из аккуратно одетых нянечек? Хотя ныне я более консервативен, чем прежде, я прекрасно знаю, что выгляжу все еще весьма внушительно. Во всяком случае, когда сам этого хочу.

Я медленно повернулся, стараясь, чтобы мой взгляд скользил поверх голов гувернанток, и, завершив свой сканирующий полукруг, убедился, что все они заняты либо болтовней, либо чтением.

Тогда я стал изучать их более пристально, обратив особое внимание на ту, что сидела одна на скамейке, склонив голову словно в безмолвной молитве.

Именно в тот момент я его и увидел: за лебедями, за игрушечной подводной лодкой.

Он тихо сидел на скамейке, сложив ладони на животе, его полированные туфли составляли идеальный прямой угол с гравийной дорожкой. Адвокатский секретарь, подумал было я, хотя его аскетическая худоба никак не стыковалась с юриспруденцией.