Элеонора
Шрифт:
– До сих пор горы были непроходимы… Аслан-Гирей был заперт за перевалом, как медведь в берлоге. Теперь наступила весна, дороги открылись, и Аслан-Гирей может собрать большое войско.
– Довольно, гость, довольно… Когда вернешься, передай Аслан-Гирею, – пусть в этом году не смеет спускаться по эту сторону перевала, не то, клянусь творцом нашим, не уйти ему отсюда живым!
На этом переговоры закончились, и ни красноречие, ни опыт не помогли старцу возобновить их. Посланные отбыли. А Вахтанг понял, что с Аслан-Гиреем не разойтись миром, ибо для владетеля гор кровопролитие было отрадней меджлиса.
7
Элеонора полюбила Аслан-Гирея с первого взгляда. При встрече с ним она едва не забылась, едва не принесла в жертву страсти свою честь, и теперь безмерно в этом раскаивалась. Самолюбие помогло тогда девушке, и она, опомнившись, указала лезгину на дверь, карая его за нанесенное ей дерзкое оскорбление. Зимой же, когда запертый снегами Аслан-Гирей безумствовал из-за того, что не мог подать о себе вести, гордость вспыхнула в ней с небывалой силой. Его молчание она приписала равнодушию и решила, что он ее не любит. Смелое вторжение лезгина в спальню она объяснила его развращенным нравом и поклялась отомстить ему. Но время шло, девушка теряла покой. Она терзалась мыслью, что кого-то не сумела поработить, не сумела покорить чьего-то сердца; к тому же ее мучило воспоминание о том коротком мгновении, когда она потеряла самообладание, забылась и позволила чувству победить себя.
Вот почему так изменилась Элеонора, утратив веселость и жизнерадостность, сделавшись болезненной и раздражительной. И в те самые дни, когда она, измученная своими горькими мыслями, теряла покой и здоровье, по ту сторону перевала запертый снегами Аслан-Гирей сходил с ума от тоски по возлюбленной. Он рыскал по горам, как раненый лев, безудержно рвался к той, которая ранила его сердце, но безжалостная природа преграждала ему путь.
Когда выглянуло солнце и вернуло радость тем местам, слепяще-белый снежный покров на необозримых горных грядах сперва зарябил, запестрел, а потом потоками ринулся вниз. Снова открылись дороги, оживились пути. Природа воскресла, птицы защебетали, запели. Раскрылись цветы, все пришло в движение. И сердце Аслан-Гирея забилось с небывалой силой, затрепетало от радости, неудержимо потянулось к возлюбленной. Аслан-Гирей поспешно собрал людей, взял с собой сватов и перевалил горы.
Аслан-Гирей шел просить руки дочери Хелтубнели, а если откажут ему, тогда похитить девушку, взять ее силой, хотя бы ценою жизни половины войска.
Вот почему Аслан-Гирей стал лагерем в густом лесу неподалеку от селения Чагмети и оттуда отправил своих послов к Хелтубнели. С замиранием сердца ждал он возвращения послов, которые должны были принести ему отрадный или горестный ответ.
8
Умудренный опытом Хелтубнели был скор в делах, когда этого требовала жизнь. Проводив послов, он тотчас же отправил приказ во все ближние и дальние села – быть готовыми к нападению лезгин, ожидаемому со дня на день. И сам он привел в боевую готовность свою дворцовую крепость, сложил в ней большой запас провианта, хорошо понимая, что Аслан-Гирей, – если он отважится на нападение, – пойдет на Чагмети с многочисленным войском. Хелтубнели знал, что борьба будет нелегкая, Аслан-Гирей не любил шутить, и в боях с ним не один богатырь испустит последний стон, не у одного застынет улыбка на устах.
Когда все приготовления были закончены, Хелтубнели, воскликнув: «Теперь пусть хоть весь Дагестан идет походом на нас!» – направился в спальню к дочери.
Элеонора сидела на тахте, печальная, задумчивая. Ее щеки увяли, желтизна вкралась в их нежность, завидную даже для розы. Кожа истончилась, стала прозрачной, как янтарь. Хмурые дуги бровей сошлись у переносицы, словно чрезмерно туго натянутый лук.
Она угрюмо взглянула на отца и снова опустила глаза.
Вахтанг подошел к дочери, безмолвно поцеловал ее в лоб и присел рядом с ней на тахту.
– Элеонора, жизнь и надежда моя, как ты чувствуешь себя? – спросил Вахтанг, помолчав.
– Не могу спать! – с досадой в голосе сказала девушка.
– Что с тобой, что смущает твой сон? Девушка повела плечами, вскинула бровь.
– Как будто это не все равно?
– Хорошо, хорошо, дочка, не сердись! – поспешил успокоить ее отец. Он пристально и заботливо глядел на нее.
– Знаешь, дочка, что я хочу сказать тебе? – осторожно обратился он к ней после короткого молчания.
– Не знаю! – резко ответила дочь.
– Ко мне лезгины приезжали в гости.
Элеонора насторожилась и кашлянула от волнения.
– Лезгины?
– Да, дочка.
Наступило молчание. Элеонора тяжело дышала.
– Ну и что из того? – раздраженно воскликнула она. – К тебе постоянно ездят лезгины.
– Нет, ты сперва спроси, зачем они приезжали.
– Наверно, купить хотели что-нибудь.
– Нет.
– Эх… Какое мне дело, отец дорогой мой, кто и зачем к нам ездит.
– Нет, ты выслушай сначала.
– Чего же они хотели?
– Они сватались за тебя! – сказал отец.
У Элеоноры вспыхнули щеки, глаза засверкали, по губам пробежала улыбка. Не изменяет ли ей слух?
– Что ты сказал, отец?
– Я сказал, что просили твоей руки!
Девушка приподнялась на тахте, у нее дыхание перехватило в груди.
– Для кого? – почти беззвучно спросила она.
– То-то и есть, что для кого? – смелее заговорил Вахтанг, увидев, что дочь заинтересовалась беседой. – Для Аслан-Гирея!
Девушка вспыхнула, прикрыла глаза рукой, и плечи ее затряслись от сдерживаемых рыданий.
Бедный отец растерялся, не мог понять, что так взволновало Элеонору.
– Что с тобой, дорогая моя доченька, отчего ты плачешь? Разве могу я отдать тебя за лезгина!.. – встревоженно говорил он.
Элеонора вдруг подняла голову, вытерла слезы.
– Ничего, отец, не беспокойся! Какой же ответ ты дал? – спросила она.
– Какой ответ?… Послал отказ.
– Отказ! – воскликнула она с облегчением, но тотчас же взяла себя в руки. – Хорошо ты поступил, отец!
– А как же ты думала, дочь? Разве я мог отдать тебя какому-то лезгину, человеку иной веры, погубить твою душу и тело твое?
– Хорошо, очень хорошо ты сделал!..
– Нет, если б ты только знала, чем они хотели меня запугать!
– Чем же?
– Похитим, мол, ее!
– Ого!.. Это мы еще посмотрим!.. – с угрозой, непонятной для отца, сказала девушка.
– Что ж тут смотреть, дочка? Если посмеют притти, – проклянут свою судьбу.
– Встретим войной?
– Не только войной, – мы небо обрушим на их головы! Они помолчали. Потом Элеонора сказала, что хочет спать и попросила отца оставить ее одну.
Как только отец вышел за дверь, она вскочила с тахты и воскликнула с грозным злорадством: