Эльфами не становятся
Шрифт:
Без всякого сомнения – она его видела.
***
– Я только допишу один эпизод и приду! – это был мой ответ на вопрос мамы «когда будем обедать». Он отозвался лёгким звоном в тонких окнах веранды, а я окунулась в непривычный после солнца полумрак и прохладу задней комнаты. Из-за растущей у окна яблони она всё время была тенистой.
Как я любила всегда эти прекрасные тенистые комнаты в одноэтажных деревянных домах, которые неразрывно связаны в сознании русского человека с деревней! Моя бабушка жила в таком доме, пока мы не перевезли её в город. И в её комнатах всегда была эта блаженная полутень из-за деревьев перед окнами.
Экзамены закончились на прошлой неделе, и мы сразу, прихватив кота и бабушку, уехали на дачу – отъедаться малиной и зарабатывать загар под солнцем. Хотя бабушка заявляла, что я скорее загорю под светом монитора, потому что, конечно же, я взяла ноутбук с собой и продолжала писать книгу.
– У всех людей в конце лета будет нормальный загар, а у тебя будет синий! – Когда бабушка бывала недовольна, она всегда выдумывала что-нибудь настолько абсурдное, что трудно было удержаться от смеха.
– Почему синий, ба?
– А какой от него свет-то, от этого экрана? Синий и есть! – непоколебимо отвечала она.
– В таком случае, находясь под солнцем, по твоей логике, я должна пожелтеть, – бормотала я.
Не найдя, что ответить, бабушка показывала язык – это всегда был её последний и самый сильный аргумент, когда других уже не оставалось. Диалог на эту тему в разных вариациях повторялся ежедневно.
Но, как и все бабушки в подобных случаях, она преувеличивала. Я гуляла много. Ходила на речку и ещё дальше – в лес, вдоль полей, к холмам. Холмы были здесь не так высоки, как в Сухотино, некуда было забраться, чтобы представить себе: лечу!.. Но и на ровной местности было хорошо и привольно. И тоже закроешь глаза, раскинешь руки и побежишь по полю – так и кажется, что сейчас поднимешься в воздух. А в наушниках – «Полёт» Шнитке… Главное, чтобы коряга какая-нибудь по дороге не попалась…
Поэтому солнцем я всё же освещалась часто. Вот и теперь только что вернулась с такой прогулки и поспешила пройти в комнату, чтобы записать свежепридуманные идеи.
Ослеплённая радостью жаркого дня, я не сразу разглядела ноутбук, у которого почему-то горел экран. Это насторожило меня – за долгое отсутствие он уже давно должен был погаснуть… Насторожило меня и другое – свет был ровный, яркий. Как от чистого белого листа. Чего не могло быть в моём вордовском документе, в котором на тот момент было уже триста тысяч знаков.
Потом я увидела Гречку, лежащего на клавиатуре.
У меня подкосились ноги, но, вопреки желанию тела осесть на пол, я рванулась к столу. Кот недовольно покосился на меня, муркнул и чуть-чуть изменил положение возлежания, вытянув лапы. И я поняла, что до этого его лапа лежала на backspace – кнопке удаления.
Не решаясь строить предположения, дрожащими руками я сняла кота с клавиатуры и села за стол. Прокрутила колёсико мышки. Вордовский документ был пуст. Очевидно, кот пришел сюда сразу, как только я вышла, и всё это время спал на зажатом backspace.
– Спокойно. Можно же просто не сохранить изменения при закрытии! – воскликнула я и, глубоко вздохнув, нажала крестик.
Документ закрылся.
Система не спросила, хочу ли я сохранить изменения.
У меня потемнело в глазах.
Я зашла в папку, где лежали мои наработки – последний раз документ с книгой сохранили в 15:34.
Сейчас было 15:37.
Значит, три минуты назад кот умудрился сохранить версию документа, где был удалён весь исходный текст – то есть, просто пустой файл. Вернуть написанное было невозможно.
Затаив дыхание я ощущала, как внутри поднимается цунами.
Тут Гречка вспрыгнул мне на колени и мяукнул. И я машинально провела рукой по его спине. Ещё секунду назад я готова была вскочить и дать выход своей злости, а не вскакивала только потому, что ещё не определилась, как это лучше сделать – швырнуть уже ненужный ноутбук в стену, разбить клавиатуру или опрокинуть стол. Но теперь на коленях лежал кот, и нежелание его тревожить было сильнее всех остальных чувств. Я слишком любила кошек в целом и Гречку в частности, чтобы злиться на него. А ведь ноутбук, клавиатура и стол были виноваты ещё меньше, чем кот. Да и кот сделал это по случайности, ничего не понимая. Ярость схлынула, так и не найдя точки выхода. Вместо неё меня накрыло отчаяние.
«Может быть, это знак?» – подумалось вдруг. Знак, что я занимаюсь ерундой, что мне следует бросить писать и перестать страдать из-за своих фантазий?..
Кот мурлыкал у меня на руках – соскучился, пока я гуляла. С обострившимся вниманием я прислушивалась к ощущениям: как пальцы зарываются в длинную шерсть, как влажен прохладный кошачий нос, как шершавы подушечки лапок. Лишь бы не анализировать произошедшее, так оно было дико и непоправимо. Мурлыканье, однако, успокаивало и примиряло с ситуацией. О том, чтобы начать сесть восстанавливать текст прямо сейчас, не могло быть и речи.
Я закрыла крышку ноутбука, обняла кота, потом опустила его на пол и, сама не поняла, как и зачем, вышла из комнаты.
– Дописала? – не оборачиваясь, спросила мама, услышав мои шаги.
Я зачем-то покачала головой, хотя она не смотрела на меня. Этот вопрос заставил волну отчаяния подняться ещё выше, и мне казалось, что, стоит только заговорить, как она выльется из меня вместе с речью. Поэтому я молчала.
Мама обернулась и изменилась в лице, увидев меня. Я машинально подняла руки, точно защищаясь. Её лицо удивлённо-сочувствующее – уже сочувствующее, хотя ещё неизвестно чему! – вдруг показалось мне отталкивающим, потому что я предвидела, что произойдет дальше – она спросит, что случилось, и что я ей скажу? И главное – зачем что-либо говорить? Что она сможет мне на это ответить? Чем утешит меня человек, который всецело принадлежит этому миру? Когда вся моя фантазия, всё, что было создано с таким трудом, одномоментно исчезло! Нет, сейчас не хотелось ничьего вторжения, я должна была пережить трагедию наедине с собой. В сочувствии любого человека этого мира мне сейчас виделось в первую очередь жалостное непонимание, этакое пожатие плечами на мои «надуманные страдания», как недавно назвала их Ния…
Внезапно волна отчаяния опала, но не потому, что стала меньше – скорее дно под ней провалилось, стала глубже сама проблема. Я осознала, что на самом деле горюю не из-за потерянного текста о своей волшебной сказке, а о том, что, кроме него, у меня, в сущности, ничего и нет. Всё волшебство существовало только в фантазиях – и пустой вордовский файл лишний раз, снова, напомнил мне о неосуществимости моего дикого желания вырваться из этой обычной жизни.
– Мне надо ещё прогуляться, – смогла выдавить я. – Пожалуйста, ничего не спрашивай!..