Эльфийские камни Шаннары
Шрифт:
— Алланон, но без тебя я ничего не смогу! Ничего! — вскричала в отчаянии Брин.
— Сможешь и сделаешь. Ты обязана это сделать… Никого другого нет, только ты. Так было с Ши. Так было с твоим отцом.
Брин молча кивнула, едва ли, впрочем, расслышав его. В ее смятенной душе бурлили самые разные чувства, пока девушка пыталась отгородиться от неизбежности происходящего.
— Век проходит, — прошептал Алланон, и глаза его зажглись черным огнем. — И друиды должны уйти вместе с ним. — Его рука осторожно легла на руку Брин. — Но истина, которую несу в себе я, последний из
Брин Омсфорд подалась вперед, их лица почти соприкоснулись. Очень медленно, превозмогая боль, друид поднес руку к своей груди и просунул ее под изодранный плащ. И когда вытащил через мгновение, пальцы его были в крови. А потом Алланон ласково прикоснулся ко лбу Брин пальпами, теплыми от живой крови, его крови, и заговорил. На непонятном, таинственном языке. И от этих загадочных слов и от прикосновения друида что-то проникло в сознание Брин, накатило волной странного возбуждения. Как будто ослепительный поток пронесся перед глазами. А потом все пропало.
— Что… что ты сделал со мной? — запинаясь, прошептала девушка. Но друид не ответил.
— Помоги мне подняться, — только и сказал он.
Брин с изумлением смотрела на него.
— Тебе нельзя ходить, Алланон! Ты тяжело ранен!
Странная непривычная нежность смягчила суровый взгляд.
— Помоги мне подняться, Брин. Идти мне недалеко.
Она обхватила его обеими руками и помогла встать на ноги.
Там, где он сидел, кровь пропитала траву и смешалась с золой и пеплом.
— О Алланон! — Теперь Брин заплакала.
— Отведи меня к реке, — прошептал он.
Они медленно пошли по оврагу — туда, где, уносясь на восток, бурлил Гремящий поток. Солнце сияло в безоблачном небе, посылая свои золотые лучи и тепло на благодатную землю, расцвеченную яркими красками осеннего дня. Это день жизни, не смерти. В такой день нельзя умирать, как заклинание твердила Брин про себя. Понимаешь, нельзя, Алланон.
Они вышли на берег реки. Брин помогла Алланону вновь опуститься на колени. Он склонил голову, чтобы яркий свет солнца не слепил его.
— Когда все закончится, Брин, ты найдешь меня здесь. — Он поднял глаза и поймал ее взгляд, — А теперь отойди.
Девушка, потрясенная, отступила. Слезы текли по ее щекам, она умоляюще протянула руки. Еще мгновение (а казалось — так долго) Алланон смотрел на Брин, а потом отвернулся. Обагренная кровью рука поднялась, и друид провел ею в воздухе над водами Гремящего потока. И течение вдруг замерло, река застыла, спокойная и безмятежная, словно и не река вовсе, а застоялый пруд. Глухая странная тишина опустилась на землю.
И вдруг вода вспенилась, и из глубин донеслись жуткие крики — как тогда в Преисподней, — пронзительные и исполненные невыносимой бати. Лишь мгновение звучали они, разносясь над рекой, а потом вновь стало тихо.
Рука Алланона бессильно упала, голова склонилась на грудь.
И тут из притихшего Гремящего потока поднялась призрачная фигура. Дух Бремена. Мутно-серая и почти прозрачная в блистающем свете солнца, тень сгорбленного старика встала над неподвижной водой.
— Отец, — прошептал Алланон едва различимо, но Брин услышала.
Дух шагнул вперед. Нет, не шагнул — скользнул по замершим водам реки туда, где стоял на коленях друид. Призрак Бремена медленно наклонился, обнял сына и поднял его на руки, прижимая к себе. А потом, даже не повернувшись, тень скользнула назад, над водой, на середину реки. Вода словно вскипела, шипя и окутываясь паром. Дух Бремена медленно опустился под воду, унося с собой в глубину последнего из друидов. Еще мгновение Гремящий поток был неподвижен, а затем магия освободила его, и река забурлила, вновь устремившись к востоку.
— Алланон! — закричала Брин.
Но тщетно глядела девушка на быстрые воды реки в ожидании ответа. Ответа, которого не будет.
Глава 26
Захватив Джайра в плен, Ститхис повел его куда-то на север через дебри Анара. Вдоль берега Серебристой реки, что вилась запутанной нитью по зарослям леса, меж скалами, через овраги, — в самую чащу сумрачного леса. С самого начала мвеллрет засунул долинцу в рот кляп и вел его всю дорогу на привязи, как собаку. Ститхис развязывал Джайра лишь иногда, чтобы тот смог поесть, но и в эти редкие минуты не сводил с него холодных змеиных глаз. Время тянулось мучительно медленно, и все, что было хорошего в жизни долинца — его друзья и товарищи по походу, его надежды и ожидания, — словно бы отступило куда-то, растворившись в унылых, бесконечных часах серого сумрака и дождя. Было хмуро и сыро, зловоние отравленных вод Серебристой реки пропитало воздух: лес словно заживо разлагался. Да еще деревья росли так густо, что за сплетением ветвей не было видно ни кусочка неба. Пусть черного от туч, но все-таки неба. Только река не давала путникам совершенно утратить чувство направления; вяло текла она мимо, черная, словно полная гноя.
Но не только мвеллрет с долинцем пробирались в те дни на север, в дальний Анар. По широкой дороге, параллельной руслу Серебристой реки (каковой дороги сам мвеллрет тщательно избегал), тянулись длинные караваны: воины-гномы, их пленники, повозки награбленного добра, — колонны следовали одна за другой, увязая в жидкой грязи. Пленники, подгоняемые как скотина, были закованы в цепи — карлики, эльфы и люди с границы, изможденные, израненные и утратившие надежду. Иногда Джайру удавалось увидеть в просветах между стволами, как идут они, побежденные защитники Капааля, и слезы стояли в глазах долинца.
А им навстречу нестройным маршем тянулись колонны гномов. Войска из Грани мрака. Впрочем, они больше походили на дикие орды головорезов, спешащих на юг — присоединиться к тем племенам, что уже вторглись во владения карликов. Тысячи и тысячи воинов, угрюмых, путающих своей численностью. Желтые лица кривились в злорадной усмешке, когда гномы проходили мимо беспомощных пленников и с гиканьем окликали их, осыпая ругательствами и оскорблениями. Были там и морды, но очень мало. Сумрачные черные странники шествовали в одиночку или в компании таких же призраков, ибо даже гномы старались избегать их.