Эликсир жизни
Шрифт:
В ответ на их стук вышел древний старик. Они попросили разрешения посмотреть дом изнутри, но старик с вежливым сожалением ответил, что это не разрешается. Они завели разговор с этим старым попечителем, который, как видно, был одинок и радовался всякой возможности поговорить с людьми. Анри сразу же спросил о мебели, и когда он услышал, что она старая – очень старая, – и что всё остаётся нетронутым, точно таким же, как было много лет назад, когда в доме ещё жили, его охватило непреодолимое желание её увидеть, и он намекнул старику, так деликатно, как только было возможно, что он готов предложить за это существенное
– Нет, мсье, сожалею, но это невозможно. Я был бы рад воспользоваться вашей щедростью, поскольку я беден и время меня не пощадило. Но это совершенно невозможно.
– Но, в конце концов, – спросил Анри, – почему? Очевидно, что здесь не живут многие годы, дорога пустынна, никто по ней не ходит, и никто даже не узнает. Почему же вы не можете оказать нам милость и позволить осмотреть комнаты, и в то же время заработать на этом?
– Ах, мсье, я не решаюсь, – ответил старик. – Это не потому, что хозяин или агент против: как вы сказали, они и не узнают. Дело обстоит гораздо хуже и серьёзнее! На самом деле, я просто не могу на это отважиться.
Унюхав, что тут какая-то тайна, друзья стали давить на старика и убеждать его, чтобы он открыл истинную причину, и, наконец, с большим трудом они вытянули из него признание, что у дома дурная репутация, и вот почему как минимум на протяжении двадцати лет никто в него даже не заходит – кроме агента, изредка устраивающего инспекционный осмотр. Как ни любил Анри старинную мебель, ещё больше он интересовался психическими явлениями. Сразу заподозрив интересную историю, он спросил:
– Вы говорите, у дома плохая репутация. Вы имеете в виду, что его посещает привидение?
– Увы, да, мсье! – ответил старик, – И это не просто слухи, это страшная правда.
Конечно же, после этого друзья не могли успокоиться, пока не услышали всю историю, хотя им стоило многих трудов вытянуть её из старика, который с большой неохотой говорил об этом и не раз корил себя в процессе рассказа. История была довольно простой: последний владелец был злым человеком, у которого были какие-то тёмные делишки; говорили, что он проводил своё время в оргиях, будучи чудовищем похоти, жестокости и эгоизма. Подробностей старик не знал, но так или иначе грехи барона стали всем известны, его дела пришли к ужасному кризису, выход из которого он нашёл (или думал, что нашёл) в самоубийстве. Однажды вечером он совершенно неожиданно вернулся из Парижа, а на следующее утро его обнаружили сидящим в своём огромном кресле с перерезанным горлом.
После этого, как сказал старик, стали происходить какие-то ужасные явления, и поползли всевозможные страшные истории. Ему было мало известно об их характере, так как это было много лет назад, и он так и не смог его понять. Как он считал, из-за судебных процессов состояние семьи истощилось, а дом перешёл в руки дальних родственников. Только через много лет после смерти барона тяжбы были завершены и новый собственник смог вступить в свои права. Но даже после этого дома не касались, пока его не осмотрит новый хозяин. Была лишь прислана армия садовников, которые привели в порядок территорию. Новый хозяин с женой и слугами въехал в дом, но после одной проведённой там ночи они вернулись в Париж, заявив, что ничто уже не заставит их войти туда опять.
– Что же с ними случилось, – нетерпеливо спросил Анри, – что они там видели?
– Этого я не знаю, мсье, – ответил старик. – Рассказывали много историй, но мне не известно, которая из них – правда. Тогда владельцы попытались сдавать дом. Два раза въезжали жильцы, но никто из них не задерживался дольше, чем на одну ночь. Второй случай кончился скандалом – госпожа была так напугана, что у неё начались припадки. Мне рассказывали, что, в конце концов, она сошла с ума и умерла. С тех пор уже не делалось никаких попыток сдать это поместье. Но четыре раза приезжали незнакомцы с записками от владельца, дающими разрешение переночевать в доме, и каждый раз происходило что-нибудь ужасное. Один перерезал себе горло, подобно мсье барону, другой умер от припадка, а двое остальных сошли с ума от ужаса. Так репутация этого места делалась всё хуже и хуже.
– Друг мой, посмотрите сюда, – сказал Анри, – и уделите внимание тому, что я собираюсь сказать. Я сказал вам, что интересуюсь старинной мебелью и хотел дать вам один наполеон, чтобы вы дали мне посмотреть обстановку этого шато . Но в сто раз больше я интересуюсь домами с привидениями, и после того, что вы мне рассказали, я определённо должен провести ночь и в этом доме, и дам вам сто франков, если вы позволите это мне.
– Это совершенно невозможно, правда, – отвечал старик. – Вы, несомненно, погибнете, а я стану вашим убийцей. Конечно, я бы мог, но бесполезно меня об этом просить.
Но все эти протесты только прибавили Анри решительности, и он стал повышать своё предложение, убеждая старика, что его вины никакой не будет, что бы ни случилось, и если он хочет, он может лишь отпереть дверь, а потом закрыться в своём домике, не имея к дальнейшему никакого отношения. Попечитель мучался в нерешительности. Большой бакшиш, несомненно, повлиял на его решение, но ещё больше – французская учтивость и доброта, не позволявшая разочаровывать убеждавшего его обходительного незнакомца, сердце которого, очевидно, лежало к тому, чтобы сделать этот эксперимент. Но его суеверный страх был сильнее жадности, и потребовался час, чтобы, доведя его почти до слёз, добиться от него неохотного согласия.
Он согласился провести их по дому днём и показать им посещаемую привидением комнату барона, а также (в отчаянии ломая руки) пообещал, когда они придут после наступления темноты, дать им ключ, если они зайдут в его сторожку у ворот, но они ни при каких обстоятельствах не должны были ожидать, что он выйдет за дверь или приблизится к неспокойному дому. И даже при этом он снова и снова повторял, что умывает руки от всякой ответственности, их судьба решена, и он может лишь доверить их души Богу.
Они тепло говорили с ним, хлопали его по плечу и убеждали, что завтра он выпьет с ними бутылочку вина, смеясь над своими предчувствиями, но ничто не могло разубедить его от печальной уверенности в их скором конце. Он провёл их по дому (где Анри пришёл в восторг от великолепных образцов замечательной старинной мебели), обратил их внимание на портрет барона в гостиной, а затем показал им длинную комнату на первом этаже, служившую барону кабинетом, и то самое кресло, в котором он покончил самоубийством.