Элита элит
Шрифт:
— Открыто, заходите, — раздался в ответ зычный голос, половую принадлежность Вилора даже затруднилась бы определить. Он был сипл, груб, но какие-то обертоны не позволили ей классифицировать его как однозначно мужской.
Войдя внутрь, Вилора остановилась и, вскинув руку к пилотке, прищурилась. На улице еще было довольно светло, и прямо в лицо ей били лучи заходящего солнца, а в избе света уже не хватало. Но, несмотря на это, большая керосиновая лампа типа «летучая мышь», стоявшая на столе перед сидящим за ним человеком, пока не была зажжена.
— Нет, ты посмотри, Кирилл Петрович, опять бабу прислали! — возмутился тот же самый голос. — И опять смазливую! Ну и что мне теперь делать? И так от лейтенантов отбоя нет, так еще и эта…
Вилора наконец разглядела
— Товарищ военврач второго ранга, — бодро начала она, — лейтенант Сокольницкая…
— Фух ты… да потише, милочка! Мы с вами врачи, а не эти бравые молодцы-танкисты, не стоит так шуметь.
— Должен вам заметить, дорогая Ольга Порфирьевна, что по поводу шума с вами здесь мало кто сравнится, — добродушно посмеиваясь, сообщил совершенно очевидную вещь пожилой мужчина, одетый в грязноватый белый халат, вследствие чего установить, кто он по званию, Вилоре не удалось. — Что же касается приятной внешности, то я в данном случае скорее за сей факт, чем против него. Несмотря на все трудности, каковые нам вами обещаны, — он довольно старомодно, очень похоже на то, как это делал дед, поклонился и церемонно сообщил: — Разрешите представиться, Кирилл Петрович Подушный, заместитель, так сказать, нашей дорогой Ольги Порфирьевны по лечебной части. А вы какую специальность по диплому имеете?
— Хирургия… — несколько растерянно отозвалась Вилора, которой армия до сего дня представлялась несколько в другом ракурсе.
— Пыф! — презрительно фыркнула громогласная Ольга Порфирьевна. — Ординатуру проходила?
— Не-эт…
— Ну милочка, в таком случае в операционную я тебя еще очень долго не допущу. Минимум год, а то и два, — решительно заявила Ольга Порфирьевна, даже не подозревая, как скоро жизнь внесет коррективы в это казавшееся ей столь логичным и верным решение.
На постой Вилору разместили в избе, располагавшейся через три от той, где она представлялась руководству (назвать суровую, но совершенно штатскую Ольгу Порфирьевну и столь же штатского милейшего Кирилла Петровича командованием как-то язык не поворачивался). Поселили вместе с девушкой Лидой, так же, как и она, ушедшей в армию с последнего курса мединститута, только московского. Именно ее Ольга Порфирьевна имела в виду, когда заявляла: «И опять смазливую». Лида была настоящей красавицей с большой, рельефно обрисованной грудью, сильными ногами и длинной черной косой. Настоящая кубанская казачка.
Кроме медсанбата, в этой же деревне квартировали еще и дивизионные артиллеристы, а также кое-какие тыловые службы. Так что не успела Вилора разобрать чемодан и разложить вещи на выделенную ей полку, как в дверь деликатно постучали.
— Войдите, — отозвалась она, гадая, кто бы это мог быть.
Дверь тут же распахнулась, и на пороге появились три бравых офицера.
— Разрешите представиться, — гордо заявил первый из них, — старший лейтенант Колодяжный… АНП доложил, что в расположении медсанбата появилось новое и весьма симпатичное лицо, поэтому я, как старший по гарнизону, поспешил представиться и предложить свою помощь в разведке местности. — И старлей Колодяжный лихо подбросил ладонь к обрезу фуражки, громко брякнув каблуками об пол.
— Кто доложил? — недоуменно переспросила Вилора.
— АНП, — с готовностью повторил старший лейтенант, — артиллеристский наблюдательный пункт, в лице вот, — он обернулся и кивнул на еще одного офицера, в котором Вилора признала молоденького попутчика, — лейтенанта Рузого…
Добредя до угла, где валялась ее шинель, Вилора устало опустилась на пол. Сима, операционная сестра, лежавшая рядом, положив голову на полено, чуть приподнялась.
— Ну что спрашивали?
Вилора зябко передернула плечами.
— Так… ерунду всякую.
Сима понимающе кивнула, но не удержалась и спросила:
— А кто из ребят выжил, не знаешь?
Вилора понимала, почему Сима
Вилора мотнула головой:
— Нет.
Сима вздохнула и, ткнув в полено рукой, будто оно было подушкой и его требовалось взбить, вновь опустила голову…
Следующие два с половиной месяца оказались для Вилоры самыми счастливыми за последний год. Внешняя суровость Ольги Порфирьевны скрывала добрую душу вечной няни, находящей особое удовольствие в возне с сопливой молодежью. Тем более что для этого были все условия. Медсанбат развернули по штатам военного времени, поэтому на то количество личного состава работы, которая была в наличии, оказалось чрезвычайно мало. Раненых не было вообще, а со скудным ручейком больных и травмированных вполне справлялись полковые медицинские пункты. Так что Ольга Порфирьевна, дабы личный состав окончательно не обленился от безделья, затеяла что-то вроде курсов повышения квалификации. К преподаванию на которых, к немалому удивлению Вилоры, привлекли и ее. Сказалась отличная учеба в институте.
А вообще все было замечательно. Вечером молодежь собиралась у мельницы, где прежний владелец специально выровнял площадку для разворота подвод с зерном, допоздна пели песни, а часто и танцевали, если адъютант гаубичного дивизиона капитан Мокрушенко, оказавшийся счастливым обладателем новенького патефона с набором самых модных пластинок, не был на дежурстве или артиллеристы в полном составе не убывали на стрельбы.
Они с Лидой оказались в положении местных королев, но, поскольку девушек их возраста было немного, а молодых парней наблюдался явный переизбыток, особенного соперничества не возникало. Тем более что Лида напропалую кокетничала со всеми, а Вилора держалась несколько отстраненно. За ней сразу же начал активно ухаживать тот самый старший лейтенант Колодяжный, носивший очень милое имя Костя. Но у нее в душе еще кровоточила рана, нанесенная Николаем, поэтому Вилора принимала ухаживания неохотно, предпочитая отношения ровно-дружеские и никак не показывая, что выделяет его среди других. Костю подобное явно обижало, но он не сдавался, продолжая планомерную осаду, то прокрадываясь рано утром к ее окну и втыкая между рамами букетики полевых цветов, то привозя ей после однодневной командировки в город флакончик жутко модных и дорогих духов «Красная Москва» и ревниво следя за тем, чтобы во время танцулек «на мельнице» Вилора не танцевала ни с кем, кроме него.
Между тем жизнь шла своим чередом. На страну накатывало лето. По вторникам в деревню приезжала кинопередвижка, и тогда на бревенчатой стене старой конюшни развешивали простыни, а на выгоне усаживалось все население деревни, от военных до гражданских, и смотрело новые советские фильмы. А также кинохронику. Когда демонстрировали «Если завтра война», деревенские девки восторженно пялились на молодых офицеров, а те смешно пыжились и выпячивали грудь.
На политинформациях медиков настойчиво призывали «не терять бдительности» и «не поддаваться на провокации». А местные бабы, набранные в штат в качестве прачек и санитарок, шушукались то о черной корове с одним рогом, повадившейся шастать по окрестным лесам, то о безногом двухголовом младенце, народившемся у лесничихи из соседнего района, то о курице, несущей черные яйца. Слухи все время менялись, но выводы из них повторяли друг друга, как однояйцовые близнецы. Мол, не к добру это все — быть беде. Но у Вилоры, как и у всех остальных из компании молодежи, что собиралась по вечерам «на мельнице», все эти слухи вызывали только смех. Ну и придумают же глупые, суеверные бабы!..