Элитный спецы

Самаров Сергей Васильевич

– Никаких «притормозить» быть не должно… – заявляет полковник Согрин. – Ты их притормозишь здесь, они на других полезут… Пусть все развивается своим чередом…

– А мы имеем возможность предсказать, как поведут себя в случае обострения обстановки чечены? Приедут к ним менты, они их всех там покрошат без разрешения…

– И пусть… – соглашается Сохатый. – Бог даровал человеку право выбора… Эти свой выбор сделали… За удовольствия надо платить…

– А не уйдут ли тогда террористы в подполье? Мы можем по глупости потерять их из поля зрения… Где тогда их искать?

– Вот на этот случай у нас и есть Ангел с Зурабом… Они тогда уже сами станут «террористами»… – подсказывает Сохно.

– И поведут

группу по пути, подсказанному Сохно… – соглашается Ангел. – В том месте, где Сохно предполагал преодолеть забор сам…

– Этого не надо, – решает Согрин. – Это только в крайнем случае. У них есть свои подготовленные пути проникновения. И не надо давать им возможность выбора. Нужно только определить их пути.

– Но тогда мне придется предупредить чеченцев о слежке… Иначе они подумают, что это мы с Зурабом привели хвост…

– Предупреждай! – соглашается Согрин. – Если только сможешь узнать все не только о той группе, куда вас сунут, но и о других группах…

– Да… Придется парнишек сдать… Это вызовет доверие…

– Кажется, все? – поднимается полковник.

– Кажется… – соглашается Ангел.

Согрин смотрит на часы.

– Надо запрашивать Басаргина и докладывать Астахову. Чтобы успели подумать… Через пять часов они вылетают сюда спецрейсом…

2

Как отставной военный, более того, как командир полка времен советской власти, Ачилов любит ездить на переднем сиденье, рядом с водителем. При советской власти, помнится, так ездили почти все, кроме тех, кому по рангу было положено возить на переднем сиденье телохранителя, и это считалось нормой. Скорее всего потому, что заднее сиденье в советских машинах не так удобно, как переднее. Кроме того, каждый начальник любил показать, что он начальник. А кто его увидит на заднем сиденье… Так и выработался стереотип…

Сейчас солидные люди в России – а про Запад уж и вообще говорить нечего, там давно так, Казбек Ачилович жил на Западе и видел – садятся на заднее сиденье. Но в нем старые привычки и навыки сидят прочно, и потому он всегда предпочитает сидеть впереди.

Перед тем как свернуть с асфальта на грунтовую дорогу, водитель притормаживает и внимательно смотрит во все зеркала. Это – выполнение инструктажа, и Ачилову хочется думать, что его инструктаж выполняется не только в его личном присутствии. На всякий случай он и сам оглядывается, смотрит через заднее стекло, потом через боковые – нет ли наблюдателей, а то и просто зевак. Зевакам тоже не следует показывать, что кто-то едет по грунтовой дороге в сторону ограждения из колючей проволоки…

* * *

Коротким воспоминанием вдруг всплывает в памяти картина: Казбек Ачилович тоже сидит впереди, только в воспоминаниях это уже не раздолбанная «жучка», а жесткий и не менее раздолбанный армейский «уазик». На этом «уазике» подполковник Ачилов целую дорожку накатал вдоль колючей проволоки – раз в две недели обязательно объезжал периметр «зоны особого внимания». И даже зимой, через сугробы, не забывал проехаться здесь же, только зимой «уазик» в сугробах увязает, и приходилось пересаживаться на полковой «ГАЗ-66». Для этого грузовика преград не существует, и до сих пор ни один современный хоть японский, хоть американский внедорожник, даже из самых рекламируемых, включая пресловутый «Хаммер», не сможет сравниться по проходимости с «шестьдесят шестым». Тогда подполковник просматривал и сам периметр, и подходы к нему. На снегу все следы отчетливо видны. Но в те времена следы оставляли только животные. Что-то там сейчас делается? Посмотреть бы зимой…

* * *

В воспоминаниях Казбек Ачилович смотрел за стекло машины из «уазика» или «ГАЗ-66», а сейчас смотрит из старого «жигуленка» и не может узнать знакомые места. Ему даже обидно. Конечно, обида эта глупа, понимает он – столько лет прошло, лес вырос, новые кусты, старые деревья теперь неузнаваемы. И только повороты дороги остались все теми же. Но и повороты он уже плохо помнит.

Грунтовая дорога петляет между пригорками. Дважды в просвете среди листвы мелькают покривившиеся столбы с колючей проволокой. И сама проволока обвисла. Все совсем не так, как во времена его командования полком. Все не так… И сами во всем виноваты… Только сами виноваты в своей бесхозяйственности. На место командира полка при таком объекте следует ставить не каждого человека, носящего на погонах по две звездочки. Здесь личность важна… Личность! Только личность в состоянии поддерживать порядок даже в то время, когда вокруг беспорядок, когда во всей стране беспорядок…

Сами виноваты…

– Останови-ка здесь…

Водитель давит на тормоза, и Казбек Ачилович выходит. Он не удаляется с дороги в лес, он просто смотрит через кусты кривоствольного боярышника туда, за колючую проволоку. Дорога здесь подходит близко к «колючке». А что там, за линией ограждения? Как там, за линией ограждения? Опыт подсказывает, что то, как выглядит линия ограждения, уже служит показателем состояния дел внутри.

Он садится в машину, чувствуя на душе грусть и легкую тоску. Нынешние командиры загубили дело, которому он отдал одиннадцать лет своей жизни. Именно столько он служил здесь – сначала заместителем командира полка, а потом и командиром. До выхода в отставку. Они, нынешние, все испортили, все загубили, а он этот процесс завершит… Это будет похоже на месть… Не можете так, как делал он, не беритесь. А если взялись, и все равно не можете, то за это следует нести наказание. И справедливо, что именно Казбек Ачилович будет тем человеком, кто накажет нынешних командиров за нерадивость и неумение организовать охрану объекта должным образом…

Машина трогается…

– Помните еще? – спрашивает водитель.

– Я помню все… – сухо говорит Ачилов. – Поехали к тайнику.

* * *

Ачилов даже не просит показать ему тайник. Машина останавливается, он выходит, водитель собирается выйти следом, но Казбек Ачилович машет рукой, приказывая оставаться в машине. Смотрит сам. Смотрит внимательно, хотя знает, что посторонний человек обычно озирает окружающее рассеянным взглядом, не схватывающим детали, которые могут быть весьма характерными. Находишь чаще всего то, что надеешься найти. Он делает несколько кругов вокруг машины. Прямиком через кусты пробирается, высматривая.

– Дальше… К берегу ближе… – подсказывает водитель.

Ачилов сдвигается в указанную сторону, опять высматривает. И находит тайник только тогда, когда почва под ногой слегка проваливается. Он давит сильнее – проваливается сильнее.

– Переделать… – приказывает отставной подполковник. – Так, чтобы здесь можно было пройти, и не заметить…

Водитель подходит, пожимает плечами, сам пробует почву ногой.

– Вроде бы мы и проверяли…

– Плохо проверяли… Что может быть за срыв операции – понимаешь?

Водитель понимает очень хорошо. И потому бегом направляется к машине и возвращается с лопатой. Начинает переделывать…

* * *

Возвращаясь, Казбек Ачилович молчит точно так же, как молчал по дороге к тайнику. Но тогда разговаривал водитель. Все водители любят поговорить, это общеизвестно. Наверное, это помогает им не заснуть за рулем, если дорога хорошая и усыпляет. Сейчас, словно чувствуя вину, молчит и он. И оттого, кажется, машина несется быстрее. По крайней мере, гораздо быстрее, чем допускают на таких дорогах правила. И потому отставной подполковник морщится, когда слышит возглас водителя: