Елизавета Петровна. Наследница петровских времен
Шрифт:
Безусловно, главные события – свадьба, заграничный вояж, манифест о наследнике – намечались на первую половину нового, 1727 г. Причем оппозиция до последнего момента не подозревала об опасности, нависшей над их кумиром. Ведь внешне брачная лихорадка, учиненная императрицей, походила на блажь чадолюбивой матери. То, что царица подчинялась инструкциям родной дочери, естественно, обеими тщательно скрывалось. От сохранения этого в тайне напрямую зависело, закончится ли все успешно или нет. И вот ирония судьбы. Все рухнуло внезапно, в одночасье и самым нелепым образом. В двадцатых числах января слегка приболевшая Екатерина, очевидно, во сне и при свидетелях пробормотала, что «вопрос о престолонаследии не касается никого, кроме младшей дочери ея, принцессы Елизаветы, что она безотлагательно объявила бы ее наследницею, если бы могла теперь же обезпечить ее, выдав ее замуж за епископа
Да, возможность неосознанной болтливости Елизавета в своих расчетах не учла. К счастью для великого князя, друзья которого теперь постарались бы не допустить и отлучки Петра Алексеевича из России, и воцарения непопулярной цесаревны. Ей бы смириться с поражением и затихнуть на какое-то время. Ан нет. Белокурая «светлая головка» закружилась, чувствуя собственную уникальность. Я должна! Я смогу! Мне все нипочем! Досадная оплошность матушки меня не остановит, и я добьюсь своего!! Я, я, я…
И ведь действительно смогла натворить столько «дел», что историки и поныне с трудом объясняют феномен 1727 г. Опала Толстого и Девиэра непонятно за что, немотивированное выдворение из России герцога и герцогини Голштинских – Карла-Фридриха и Анны Петровны (обвенчались 21 мая / 1 июня 1725 г.), загадочное, за один день, падение Меншикова. Три политических потрясения за полгода. За неимением иных внятных версий наука вынуждена во всем винить деспотичность Меншикова. Данилыч подмял под себя всех, включая Романовых. Заставил царицу «отдать» за свою дочь Марию августейшего ребенка – двенадцатилетнего Петрушу, противников во главе с Толстым и Девиэром выслал из столицы в разные концы империи, не постеснялся выгнать вон из страны дочь Петра Великого вместе с мужем, явно готовясь водрузить на себя российскую корону. Аристократическая партия в союзе с Остерманом свергла тирана, к всеобщему восторгу. На том короткий смутный период и закончился.
Чтобы у читателей исторических монографий не возникали вопросы, на которые не ответить, многие факты вольно или невольно умалчиваются, а то и искажаются. Например, помолвку дочери Меншикова с великим князем инициировал вовсе не Светлейший, а Екатерина, а невестой до середины мая считалась не обрученная с Петром Сапегой старшая Мария, а свободная младшая Александра. Кстати, знаменитый анекдотический эпизод с пожалованием 5 (16) февраля 1727 г. сыну Александра Даниловича дамского ордена Святой Екатерины – единственному мужчине за всю историю награды – обретает смысл, если первой невестой Петра Алексеевича была Александра Александровна. Поощрить то хотели именно ее, но чиновники переутомились на службе и впопыхах вписали в документ вместо Александры Александра. И подобных темных или белых пятен в хронике 1727 г. немало. Однако они легко выстраиваются в логически безупречную цепь событий, стоит только учесть амбициозность главной героини – Елизаветы Петровны.
Итак, огласка намерений Екатерины в отношении дочери и внука расстроила идеальный план цесаревны. О капитуляции она не помышляла и потому в кратчайший срок придумала, как выправить положение. Суть новой комбинации: повторить маневр с имитацией, на сей раз благожелательности к ней общественного мнения. Предстояло привлечь на свою сторону все группы, группки, кружки, не питавшие симпатий или просто равнодушные к Петру Алексеевичу. Далее члены искусственно сколоченной большой, очень большой коалиции подписались бы под петицией, адресованной на высочайшее имя, с просьбой назначить «кронпринцессой» Елизавету Петровну. Екатерина I, разумеется, просьбу удовлетворит.
Ядром елизаветинского блока надлежало стать двум семейным кланам – голштинскому и меншиковскому. Причем позиция Светлейшего во многом предрешала исход «битвы». Это понимала и противная партия братьев Голицыных, пытавшаяся с конца 1726 г. наладить диалог с главой официального правительства. Цена за альянс с князем определилась тогда же – брак Александры Александровны с Петром Алексеевичем как гарантия сохранения Меншикова у власти при новом императоре Петре II. Елизавета собиралась купить голос старого друга отца по тому же прейскуранту. Правда, не могла пообещать статус тестя царя, только – великого князя. Зато мезальянс не выглядел бы плодом политического торга, а, наоборот, царской милостью. А за что? Елизавета предусмотрела и это.
С 27 января (7 февраля) камергер Р.-Г. Левенвольде убеждал Александра Даниловича разорвать помолвку дочери Марии с родовитым польским шляхтичем Петром Сапегой, ибо государыне ударила в голову очередная блажь: женить пана на своей племяннице, Софье Карловне Скавронской. Консультации шли трудно. Меншикова крайне огорчил высочайший каприз. Впрочем, когда размер компенсации за Сапегу поднялся до обручального кольца от великого князя, Светлейший заколебался, ибо понял, что Екатерина готова щедро платить не за поляка, а за что-то еще. Потребовался аналитический ум А.И. Остермана, дабы разобраться в придворной интриге. Конечно, оба слышали о недавнем откровении императрицы касательно судьбы младшей дочери. Следовательно, Екатерина и тот, кто за ней стоит, намерены добиться провозглашения Елизаветы преемником императрицы и теперь вербуют их под свои знамена. Меншиков обсуждал с Остерманом, как лучше поступить, и отгадывал, чьи внушения озвучивает царица, с 5 (16) февраля. Ровно через четырнадцать дней, 19 февраля (2 марта), государыня пожаловала Остермана и Левенвольде воспитателями великого князя. Указ рассеял все сомнения дуэта, и к вечеру того же дня Меншиков сдался. Затем, до середины марта, посредники – те же Остерман и Левенвольде – улаживали детали сочетания двух подростков – Петра и Александры. Судя по всему, помимо прочего договорились и о том, что 5 (16) апреля 1727 г. Екатерина публично объявит о помолвке. Однако императрица, празднуя собственное сорокатрехлетие, от сенсационных деклараций воздержалась.
Что же случилось? Полным фиаско завершилась миссия П.А. Толстого. От графа требовалось убедить всех противников великого князя и нейтральные силы объединиться вокруг Елизаветы. Петр Андреевич в двадцатых числах марта съездил в гости к герцогу Карлу-Фридриху, гвардии подполковнику И.И. Бутурлину, генералу-полицмейстеру А.М. Девиэру. Тем и ограничился, обнаружив не слишком приятную для «сердца моего» истину. Бутурлин и Девиэр без особого энтузиазма откликнулись на призыв развернуть агитацию в пользу «сердитой» Елизаветы. Им больше импонировала «приемна» и «умилна собою» Анна Петровна. Вот если бы ее «зделать наследницею»…
Ясно, чего испугалась цесаревна. Перерастания движения за права одной императорской дочери в движение за права дочери другой, герцогини Голштинской. Оттого и велела матери запретить Толстому посещать кого-либо еще. Увы, широкий альянс за Елизавету Петровну обернулся иллюзией. По степени приемлемости для русского общества любимица царицы замыкала тройку лидеров. И продолжи Толстой визиты к знаковым политическим фигурам Петербурга, борьба за пальму первенства наверняка разгорелась бы между Петром и Анной, а не Елизаветой. Ведь голштинская чета на русскую корону, невзирая на клятвы 1724 г., виды все-таки имела, в чем Петр Андреевич убедился, побеседовав с Карлом-Фридрихом.
Так что надежды на успех еще одной имитации не оправдались. Вопрос – как быть – вновь обрел актуальность. Но честолюбивая барышня и на этот раз не выбрала смирение. Спасительной соломинкой стала реанимация идеи Кинского: прийти к власти в качестве супруги императора Петра II. Благо, отрок питал явную слабость к пусть и «сердитой» для кого-то, зато для него обаятельной и красивой тетке. В мгновение ока Меншиков из союзника превратился в конкурента, Толстой – в опасного свидетеля, Бутурлин с Девиэром – в нарушителей спокойствия. В итоге, чтобы избавиться от второго и третьих, Елизавета натравила на них первого. Предлогом обеспечил Девиэр, 16 (27) апреля нашептавший спьяну Петру Алексеевичу какие-то дерзости. 23 апреля (4 мая) на прогулке в карете Елизавета сообщила о том Александру Даниловичу, сидевший рядом великий князь подтвердил ее правоту. Меншиков клюнул на наживку и на другой день добился от императрицы разрешения отдать смутьяна под суд.
Следствие, начавшееся 28 апреля (9 мая), открыло наличие среди придворных целой партии, выступавшей за передачу престола Анне Петровне. Между тем Светлейший, не дождавшись благословения на помолвку от императрицы, возобновил консультации с Д.М. и М.М. Голицыными и ко времени суда вполне столковался с ними. Понятно, что «баловню судьбы» помимо всего очень хотелось выяснить, кто и зачем морочил ему голову в феврале и марте. Допросы указали на Толстого. Тот повинился в крамольных беседах. Однако выжать из старика что-либо еще не получилось. Екатерина I тут же распорядилась следствие прекратить и подготовить доклад для вынесения приговора. 6 (17) мая царица скончалась, но перед тем успела подписать два важных документа. Первым Толстого, Девиэра, Бутурлина и примкнувших к ним лиц отправили в ссылку на Соловки, в Сибирь или в родовые деревни. Второй установил порядок престолонаследия, выставив по ранжиру потомков Петра Великого. На первом месте – внук Петр Алексеевич, на втором – дочь Анна, на третьем – Елизавета.