Елизавета. Завидная невеста (Любовь Королевы-девственницы)
Шрифт:
И вот в дождливое хмурое Вербное воскресенье за ней с грохотом захлопнулась дверь камеры…
Можно сколько угодно кричать о своей невиновности, стучать в дверь, рвать на себе волосы… Она узница Тауэра, отсюда не выходят на волю. Тем более те, кто мешает королевам властвовать, те, чье имя является угрозой возникновения бунта самим своим наличием.
Елизавета бессильно опустилась на жесткое сиденье. Но не отсутствие привычных удобств убивало ее, а невозможность оправдаться. Неужели ей суждено погибнуть вот так бесславно, изменницей, потерять голову просто из-за того, что кому-то вздумалось ее именем попытаться свергнуть королеву и не допустить в Англию испанцев!
Елизавете мало нравилось присутствие множества ярых католиков в Лондоне и то, что начало твориться в стране, но больше всего она желала спрятаться в свою норку и пересидеть весь этот кошмар. А уж платить собственной головой за чьи-то амбиции она не собиралась! Но сейчас ее желаниями не интересовались вовсе.
Лондон готовился к встрече будущего супруга английской королевы Марии Тюдор испанского инфанта Филиппа. Мария, казалось, забыла обо всем, кроме своего предстоящего замужества. Столько лет и столько раз она уже бывала обещана кому-то, но столько раз обещания отменялись… Даже за отца своего нынешнего жениха испанского короля Марию сватали еще ребенком. Теперь вот его сын… И ничего, что Филипп моложе своей супруги на целых одиннадцать лет, что у него физически уродливый сын, что он едва ли будет жить в Лондоне, ведь имеет и собственные земли в качестве наследника. Мария вознамерилась сделать Филиппа самым счастливым мужем на свете, она тоже добрая католичка и готова сложить к стопам супруга вместе со своим сердцем и Англию. Если тот окажется достоин…
Сама Англия была в ужасе. Их королем станет ненавистный испанец?! Зато ревностный католик – говорили одни. К тому же ревностный католик! – хватались за голову другие. Одна часть радовалась предстоящим мессам, другая ужасалась их проведению в Вестминстерском аббатстве. Англия поделилась надвое, но на стороне католической ее части теперь стояла королева, да еще и намеревалась выйти замуж за короля-католика!
Марии было не до Елизаветы, это принцесса понимала отлично.
Ее камера не мала, но рядом с леди Елизаветой, как ее теперь снова звали, не было Кэтрин Эшли, зато целыми днями находились шесть преданных Марии ревностных католичек, изводивших узницу своими мольбами о разумности и разговорами об адовых муках в случае неразумности.
К тому же за окном изо дня в день стучали молотки – строился эшафот. Зачем? Для нее?! Конечно, для нее, сомнений не оставалось. Что чувствовала мать, когда узнала, что ее ждет? Но она была виновата. Или нет?! – однажды обожгло сознание Елизаветы. Раньше, слыша о казни Анны Болейн, она не сомневалась, что в Тауэр не попадают невиновные, теперь прекрасно знала, что попадают, еще как попадают! Может, и Анна Болейн также металась, пытаясь доказать мужу свою невиновность, а потом просто умолить отпустить ее куда-нибудь далеко, чтобы ни словом, ни взглядом не напоминать королю о своем существовании? Король развелся со своей супругой и все же казнил ее. Тот, кто самим существованием на свете мешает королю (или королеве), должен быть казнен.
Она не знала, что испанский король Карл едва ли не главным условием брака Марии с его сыном Филиппом назвал казнь всех, кто может помешать наследовать трон их будущим детям. А таковой, несомненно, являлась Елизавета, ведь у Марии могли родиться и дочери (если вообще кто-то, учитывая, что королева Англии вот-вот разменяет пятый десяток). Над Елизаветой нависла смертельная угроза, от решения отправить ее в Тауэр до решения казнить оставался один шаг, даже не шаг, а маленький шажок. Осталось уговорить Тайный Совет признать ее участие в заговоре. За возможность стать супругой Филиппа Мария была готова заплатить головой своей соперницы, ненавистной ей с малых лет Елизаветы, к тому же упорной протестантки.
Тауэр не выпускал своих узников, здесь казнили Анну Болейн и всех, в связи с кем ее обвинили, здесь потеряла свою голову Екатерина Говард, ее любовники и пособники, казнили Кромвеля, Джейн Грей и ее супруга… Но те хоть имели власть или добивались таковой, а за что должна лишиться жизни она, Елизавета Тюдор? Сестрица Мария и ее сторонники считают Елизавету дочерью придворного музыканта Марка Смитона, с которым у Анны Болейн якобы была любовная связь. Чего же бояться дочери музыканта?
Елизавета вспомнила, что в Тауэре сидят и все Дадли, включая товарища по детским играм ее брата Эдуарда Роберта Дадли. Именно его Елизавета несколько раз видела в узком зарешеченном окне башни Бошапм. Пригожий мальчик Роберт вырос в первого красавца Англии. Как жаль, что и такую голову снесет с плеч топор. Дадли поддержали бедолагу Джейн Грей, быстренько женив на ней Гилберта Дадли. Это все проделки Дадли-старшего, но пострадала вся семья. Дадли пребывали в Тауэре уже давно, видно у Марии пока не поднималась рука подписать им смертный приговор, но это только пока. Королева поддержки своей соперницы не простит даже могущественным Дадли.
Елизавета усмехнулась: Мария никому ничего не прощает, иначе почему в Тауэре одновременно ждут своей казни Дадли, поддерживавшие Джейн Грей, и она, Елизавета, которую вместе с самой Марией от уничтожения сторонниками Джейн Грей спасло только чье-то предупреждение? Она догадывалась, кто предупредил о предстоящем захвате, скорее всего, это был разумный Уильям Сесил. Но почему же сейчас этот спаситель молчит? Как бы не опоздал… С каждым днем надежда на чью-то помощь таяла, как снег под лучами весеннего солнца.
– Леди Елизавета, казнен сэр Томас Уайт, перед смертью он сказал, что Вы не виновны и ничего не знали о заговоре.
Ей бы вскрикнуть, но на это даже сил не было. Медленно проползла мысль: какая теперь разница? Знала… не знала… сидеть в Тауэре, ожидая и своей казни, можно без таких подробностей. Главное для королевы – этот заговор был под ее именем.
А во внутреннем дворе Тауэра все стучали молотки…
– Вам разрешено гулять… – в голосе коменданта Тауэра сэра Джона Бриджеса сквозило сочувствие.
И снова хотелось усмехнуться: перед казнью дают подышать свежим воздухом, чтобы не упала без чувств после вони камеры? Но от прогулки не отказалась, это было бы глупо, камера столь загажена, что внутри дыхание спирает от вони. Говорят, Кэтрин Говард к эшафоту пришлось почти нести на руках, от страха та потеряла способность двигаться. А вот ее собственная мать Анна Болейн картинно положила голову на плаху и перед этим произнесла фразу: «Моя дочь будет королевой!» Было бы смешно, не будь столь грустно – королевой без головы! Таких в Англии еще не бывало.
Молотки смолкли. Эшафот уже готов, осталось только выстелить все вокруг срезанным тростником и соломой, чтобы кровь не залила землю. Ее кровь… та, что вытечет из ее шеи… после того, как ее голова покатится с плахи… Елизавета вдруг представила себе (она никогда не видела этого, но слышала рассказы): вот ее ставят на колени перед плахой, вот забрасывают вперед роскошные волосы, которые блестят на солнце, как начищенная медь, открывая белую шею, вот палач заносит топор… Пыталась увидеть и остальное: как острие топора отделит голову от туловища, как эта голова упадет в корзину, как палач вытащит ее за волосы и покажет присутствующим, чтобы не сомневались, что сделал свое дело мастерски…