Ёлка Для Вампиров
Шрифт:
— Что здесь происходит?! — дверь кабинета резко распахнулась.
Соня с удивлением увидела крайне рассерженную Люсиль. За нею толпой собрались все остальные сотрудницы.
С затаенным вздохом сожаления Ольгерд отпустил руку девушки. Поднявшись, покинул кабинет. В сознании Сони, кажется, навечно запечатлелись взметнувшиеся тонкими лентами слипшиеся от разноцветных чернил длинные волосы…
— Пахнет кровью! — встревожено зашептали тигрицы. — Точно, кровь шефа! Чем они здесь занимались? Девчонкина кровь тоже пролилась! Он ее пометил?
Соня подняла голову, с недоумением перевела взгляд с лица на лицо. Неужели обычные презрительно-невозмутимые маски спали? Они серьезно волнуются за шефа. А на нее, на Соню, теперь смотрят с непонятной завистью?..
____________
Последующие дни укрепили ее сомнения. Почему-то отныне отношение бизнес-тигриц к ней переменилось кардинально. Неужели это всё из-за ее выходки с принтером? Невероятно! Но дамы теперь перестали ее игнорировать или снисходительно отдавать распоряжения. Они обращались к Соне уважительно, если не сказать с почтением. Она видела, как многие с трудом, но терпеливо, заставляют себя быть вежливыми, разговаривать приветливо. Признаться, такой резкий поворот пугал ее очень и очень. А непонимание, что за этим кроется, пугало еще больше.
За целых три дня Соню ни о чем ни разу не попросили, никуда не отсылали, ничего не приказывали. Она чувствовала себя странно, точно покойник на торжественных похоронах: вроде бы и присутствуешь, но не участвуешь. Затянувшееся безделье тяготило хуже прошлых бессмысленных мелких поручений.
Ей и поговорить-то было не с кем, посоветоваться. Заговаривать с тигрицами, несмотря на перемены, она попросту боялась. А предательница Люсиль все эти долгие непонятные дни в конторе не показывалась. Была занята, таскаясь за любимым начальником, который, кстати, тоже явился в офис лишь спустя неделю.
Соня обрадовалась его возвращению, как квартирная собачка, просидевшая целый день одна взаперти. Во-первых, она хотела извиниться за произошедшее, она действительно чувствовала себя виноватой. А во-вторых — нужно же наконец спросить, чем она должна здесь заниматься? Какую роль должна играть в жизни компании?
Но шеф с хмурым видом быстро прошел через зал мимо ряда столов, не ответив на приветствия тигриц, явно не желая ни с кем разговаривать. Хлопнул дверью кабинета. Сотрудницы встревожено переглядывались и пожимали плечами.
Нетерпение Сони померкло. Она с сомнением стала гадать, не опасно ли личной помощнице соваться с глупыми вопросами под горячую руку.
Не позволив ее страхам вырасти до состояния паники, шеф сам вызвал ее в кабинет. Соня подскочила с места, и дамы странными взглядами проводили ее до порога.
— В-вызывали, Ольгерд Оскальдович? — совсем как школьница, с трепетом спросила Соня.
В кабинете было темно. Лишь свет настольной лампы, проливаясь на стопку бумаги, отражаясь от белизны листов, наполнял кабинет причудливыми сумерками и полутонами.
Директор ответил мягкой, чуть усталой улыбкой. Он стоял у незашторенного окна. За холодным стеклом темнел зимний вечер, фиолетово-синий, расцвеченный огнями городской жизни. Бесконечным потоком белых искр падал снег, и тени снежинок скользили по стеклу.
— Сядьте, Софья. — Он указал на свое кресло.
Соня с недоумением и робостью опустилась на кожаное сидение.
— Будьте любезны, возьмите бумагу, ручку, — чарующим ровным голосом продолжал шеф. — Нужно составить текст.
Пауза. Он как будто забыл о ней, задумчиво созерцая падение снежинок.
— Какой текст? — тихонько напомнила о себе Соня, когда от молчания стало жарко дышать.
— Я не сказал? — обернулся Ольгерд. — Поручаю вам очень ответственное дело. С ним справитесь даже вы. Скоро новогодние праздники. И по традиции каждый год наша компания рассылает поздравления партнерам и постоянным клиентам. Составьте поздравление, возьмите список адресов у Люсиль, закупите бланки и распечатайте. Вы ведь умеете обращаться с принтером.
— Да, но… — густо покраснела Соня. — А почему бы не разослать е-мейлы?
— Это традиция, — усмехнулся шеф. — И наши клиенты слишком старомодны. Некоторые из них старше промышленной революции и не дружат с техникой в принципе. Боюсь, они не оценят цифровые сообщения.
Соня кивнула. Взяла дрожащими пальцами ручку с золотым пером, приготовилась писать под диктовку черновик поздравления.
Голос шефа, тихий и вкрадчивый, проникал ей в уши, разливался по телу точно сладкий яд, парализуя волю и сознание. Соня не могла понять, что такое с ней происходит. Она то мучительно краснела, то бледнела, дрожала от холода — и одновременно с тем покрывалась испариной от прилива жара, как в лихорадке. Он неторопливо ронял слово за словом, обычные формулы официальной вежливости. Но ей слышалось за ними нечто другое.
Продолжая диктовать, Ольгерд подошел. Встал рядом. От его близости у Сони, кажется, наэлектролизовались все волоски на теле. Она едва понимала, какие буквы выводит неверной рукой на девственной белизне бумаги, проклиная себя за невозможные каракули.
Но не на корявые, прыгающие строчки, напоминающие кардиограмму умирающего, не отрывая глаз, смотрел Ольгерд. Сегодня на девушке был не свитерок, а строгая шелковая блузка. С расстегнутой пуговкой, с дразнящим воротничком, открывающим шею.
— Вам следует носить распущенные волосы, — произнес он ровным тоном. И Соня не сразу поняла, что это записывать не нужно. — Позвольте, я…
И он, продолжая диктовку, принялся с нежнейшей осторожностью освобождать ее вьющиеся, непослушные локоны от оков множества шпилек-невидимок, от вульгарной резинки, собиравшей недлинные пряди в глупый пучок высоко на затылке. Шпильки с тонким звоном падали одна за одной на безупречное черное зеркало лакированного стола, и Соня всякий раз вздрагивала всем телом.