Элмер Гентри
Шрифт:
— Да, воображаю!
Оба понимающе, сочувственно вздохнули. Он положил свою ладонь на ее руку. Они вздохнули еще раз, и он отдернул руку, чуть ли не стыдливо.
— Но, конечно, я вовсе не намерен себя щадить. Жертвовать собою ради паствы — почетный долг пастора.
— Да, это правда…
— Хотя, конечно, при таких дорогах, как здесь, а в особенности зимой… К тому же большая часть прихожан живет на дальних фермах… им будет трудно сюда добираться… а?
— Правда ваша. С дорогами зимой плохо. Да, по-моему, вы правы, брат Гентри.
—
— Так ведь вы пастор, а я — так, никто.
— Ну нет, вы не никто!
— Нет, никто!
Они расхохотались
— Послушайте, Лулу, милая. Не забывайте, что я еще, в общем-то, совсем мальчишка — в этом месяце только будет двадцать пять, — всего на пять или шесть лет старше вас. Так попробуйте же называть меня Элмером — посмотрим, что получится.
— О-ох! Неловко!
— Да вы только попробуйте!
— Нет, не могу! Да как это вдруг!..
— Ну и трусиха!
— А вот и нет!
— Нет, трусиха!
— Ничего подобного!
— «Ничего подобного», а сама трусит!
— Ну, пожалуйста: Элмер! Вот вам!
Снова смех, но на этот раз уже смех двух задушевных друзей. Как бы в порыве веселья Элмер взял ручку Лулу, сжал ее, провел ею по своей руке. Он так и не выпустил эту ручку, но пожатие его было чисто дружеским и — ну разве что самую малость — нежным.
— Как? Неужели вы в самом деле боитесь бедного, старого Элмера? — проворковал он.
— Да, капельку, самую малость.
— Но отчего?
— Ну, вы такой большой, сильный, важный, как будто вы гораздо старше, и потом у вас такой голос раскатистый — бум-бум!.. Нет, слушать-то я его ужасно люблю, но и боюсь тоже. Так и чудится, вот посмотрите на меня сердито и скажете: «Ах, ты, скверная девчонка!» — и мне придется тут же исповедоваться в грехах. И потом вы такой ужасно образованный: знаете столько длинных слов и можете объяснить такие вещи в библии, которых мне никогда не понять. К тому ж вы ведь духовное лицо… настоящий баптистский пастор.
— Гм… Да… Но разве это мне мешает быть и мужчиной тоже?
— Да, мешает! В каком-то смысле…
Теперь голос его звучал уже не игриво, а жадно, требовательно:
— Стало быть, вы и мысли не допускаете, что я могу вас поцеловать?.. Посмотрите на меня… Посмотрите на меня, говорю вам!.. Вот так!.. Нет, не отворачивайтесь. Ага! Покраснели? Ах, милая моя, бедняжечка, девочка моя дорогая! Значит, вы все-таки можете представить себе, что я вас целую!..
— Нет, это нехорошо…
— Стыдно?
— Да, стыдно.
— Слушайте, дорогая. Я кажусь вам ужасно взрослым и серьезным. Таким я, разумеется, и должен казаться на кафедре прихожанам. Но загляните мне в душу… Я ведь просто большой, застенчивый мальчишка, и мне так нужна ваша помощь! Вы — знаете что, дорогая? Вы мне напоминаете мою мать…
Фрэнк
— Послушай, Гентри… Элмер. По-моему, это выглядело не особенно прилично: увел мисс Бейнс в чулан и проторчал там с ней добрых полчаса… А когда вошел я, вы оба так и подскочили с виноватым видом…
— Ага! Стало быть, наш любезный приятель Фрэнк подглядывает, как любопытная старая баба!
Комната, в которой им предстояло провести ночь, находилась под самой крышей и была похожа на просторную, полутемную пещеру. Кувшин на темном ореховом умывальнике был разрисован золотыми и пестрыми цветами, неизвестными ботанике. Оба умывались перед ужином. Элмер, злобно уставившись на Фрэнка, потянулся за полотенцем. С могучих, обнаженных до локтя рук его прямо на ковер закапала вода.
— Я не подглядываю, Гентри, и ты это прекрасно знаешь. Но ты здесь священник, а ради блага наших ближних наш долг — избегать даже видимости греха…
— Грешен тот, кто во всем видит грех. Тебе, может, и это приходилось слышать?
— Будь покоен, Элмер, может, и приходилось.
— Подозрительный пуританин — вот ты кто! У тебя грязные мысли! Видишь зло там, где его и в помине нет.
— Пуритан ненавидят не за то, что они подозрительны, а за то, что их подозрения чаще всего бывают весьма справедливы. Так вот что, Элмер. Я не хочу тебе доставлять неприятности…
— Уже доставляешь
— …но мисс Бейнс… Она на вид вроде и легкомысленная, кокетливая, но я уверен твердо, что на самом деле эта девушка чиста, как младенец, и я не намерен стоять сложа руки и наблюдать, как ты ее… как ты ее обхаживаешь.
— Скажите, пожалуйста, какой страшный! Ну, а если я, предположим, хочу на ней жениться?
— А ты — хочешь?
— Что ж ты спрашиваешь? Ты же сам все на свете знаешь, мог бы и это знать.
— Так, значит, хочешь?
— Я ведь не сказал, что нет.
— Ну, твоя риторика для меня слишком сложна. Будем считать, что хочешь. Отлично! Сообщу о твоих намерениях старосте Бейнсу.
— Черта с два ты сообщишь, понятно? Ты имей в виду, Шаллард, я тебе не позволю совать нос в мои дела. Ясно? И точка!