Элрик — Похититель Душ (сборник)
Шрифт:
Мунглам вздохнул.
— Элрик, давай хоть раз не будем напрашиваться на неприятности.
Элрик холодно улыбнулся. Его алые глаза сейчас особенно ярко сверкали на мертвенно-бледной коже лица.
— Неприятности? От этих краев нечего ждать, кроме смерти.
— Я пока не тороплюсь умирать, — сказал Мунглам. — С другой стороны, таверны Бакшаана… или Джадмара, если уж ты так хочешь…
Но Элрик уже направил коня вперед, в глубь леса. Мунглам вздохнул и направился следом. Скоро темные соцветия скрыли от них небо, и без того затянутое тучами. Они могли видеть не больше чем на несколько
Мунглам узнал этот лес по описанию, которое слышал от путников, которые до безумия напивались в темных тавернах Надсокора, чтобы поскорее забыть о пережитом.
— Сомнений быть не может — это Троосский лес, — сказал Мунглам. — Рассказывают, что Обреченный народ выпустил на землю огромные силы, которые и вызвали здесь такие ужасные изменения у всего живого. Этот лес — последнее, что создали Обреченные, и последнее, что осталось от них.
— Каждому ребенку случается ненавидеть своих родителей, — загадочно произнес Элрик.
— Я думаю, таких детей нужно побаиваться, — ответил Мунглам. — Некоторые говорят, что, когда Обреченные были на вершине могущества, никакие боги были им не страшны.
— Действительно, смелые ребята, — ответил Элрик с едва заметной улыбкой. — Они заслуживают уважения. Теперь страх и боги вернулись, и это, по меньшей мере, успокаивает.
Мунглам некоторое время размышлял над этими словами, но так ничего и не сказал.
Ему становилось все больше не по себе. Лес был наполнен зловещим шуршанием и шелестом, хотя, насколько они могли судить, здесь не было ни одного живого существа. Очень нервировало явное отсутствие птиц, грызунов или хотя бы насекомых. Они не испытывали особых симпатий ко всей этой живности, но предпочли бы их компанию в этом странном лесу.
Мунглам начал дрожащим голосом напевать, надеясь, что песня поможет поддержать их дух и рассеет мрачные мысли, навеваемые этим лесом.
Ремесло мое — слово и смех, И меня ждет в жизни успех: Не широк я в плечах и совсем не смельчак, Но запомнят меня лучше всех.Песня вернула ему природный оптимизм, и Мунглам поспешил за тем, кого считал другом и кто был, по сути, его господином, хотя ни один из них и не признал бы этого.
Элрик улыбался, слушая песню Мунглама.
— Если ты поешь о том, что не силен и не смел, то вряд ли ты этим отпугнешь врагов.
— Зато так я и не провоцирую их, — весело ответил Мунглам. — Если я пою о своих недостатках, то чувствую себя в безопасности. Если бы я хвастался талантами, то кто-нибудь непременно решил бы, что я бросаю ему вызов, и захотел бы преподать мне урок.
— Правильно, — мрачно согласился Элрик. — И хорошо сказано.
Он то и дело показывал то на один, то на другой цветок или лист, отмечая его необычную окраску и текстуру и произнося слова, которые были непонятны Мунгламу, хотя он и знал, что произносятся они на колдовском языке. Казалось, альбиносу
Они сделали короткий привал. Элрик принялся разглядывать некоторые образцы, сорванные им по пути с деревьев и кустов. Он бережно раскладывал их в разные отделения поясной сумки, не говоря Мунгламу, зачем он это делает.
— Идем, — сказал он наконец. — Тайны Трооса ждут нас.
Но тут из чащи раздался женский голос:
— Оставьте прогулки для другого случая, чужеземцы.
Элрик ухватил коня за узду, другой рукой сжимая Буревестник. Этот голос странным образом подействовал на него. Он был низкий, глубокий, и у Элрика при его звуке вдруг словно остановилось дыхание. Невероятным образом он почувствовал, что оказался на одной из дорог судьбы, вот только не знал, куда эта дорога ведет. Он быстро обуздал мысли, взял себя в руки и устремил взгляд в тень — туда, откуда раздался голос.
— Мы благодарим тебя за совет, госпожа, — бесстрастно сказал он. — Прошу тебя, выйди и объяснись…
После этих слов и появилась она — на неторопливом мерине, покрытом черной попоной. Тот гарцевал, словно не подчиняясь ей и демонстрируя немалую силу. Мунглам издал восхищенный вздох, ибо черты ее лица, хотя и несколько тяжеловатые, были невероятно красивы. Это было лицо аристократки с серо-зелеными глазами, в которых светились таинственность и невинность. Она была очень молода. Несмотря на всю ее женственность и красоту, Мунглам не мог ей дать больше семнадцати.
Элрик нахмурился.
— Ты здесь одна?
— Теперь одна — ответила она, пытаясь скрыть удивление, которое у нее вызвал цвет кожи альбиноса. — Мне нужна помощь… защита. Мне нужны люди, которые проводили бы меня до Карлаака. Они получат за это вознаграждение.
— Карлаак? Тот, что у Плачущей пустоши? Он находится по ту сторону Илмиоры, в сотнях лиг отсюда. Потребуется неделя хорошей скачки, чтобы добраться туда. — Элрик не стал дожидаться, что она скажет на это. — Мы не наемники, госпожа.
— Тогда в вас должны заговорить рыцарские чувства, которые не позволят вам отказать мне в просьбе.
Элрик отрывисто рассмеялся.
— Рыцарские чувства, госпожа? Мы не из этих выскочек-южан, которые придумали себе всякие странные правила и обычаи. Мы благородные представители более древней расы, которая всегда действует, сообразуясь только с собственными желаниями. Если бы ты знала наши имена, то не обратилась бы к нам с такой просьбой.
Она облизнула пухлые губы и чуть ли не смиренно сказала:
— Так вы?..
— Элрик из Мелнибонэ, госпожа, иногда меня называют Элрик Женоубийца. А это Мунглам из Элвера. Человек без совести.
Она ответила:
— Я слышала легенды о белолицем разбойнике, чародее, обладающем дьявольской силой, с мечом, который выпивает человеческие души…
— Это правда. Но сколько бы эти истории ни преувеличивали действительность, они бессильны передать те темные истины, что их породили. Так что же, госпожа, ты уже не просишь нас о помощи? — Голос Элрика звучал мягко, без всякой угрозы — он видел, как она испугана, хотя ей и удавалось скрывать страх, а ее губы были решительно сжаты.