Эльвис! Эльвис!
Шрифт:
— Так! Ты совсем не понимаешь, что такое деньги! — сказала она.
Но Эльвис очень даже хорошо понимает… Он наконец-то разобрался, что это такое.
Потом, когда мама вышла за покупками, Эльвис бросился к телефону.
— Ну вот, я тут опять деньги промотал, — сказал он дедушке.
Точно таким же тоном обычно разговаривает папа, признаваясь, что его футбольная команда опять проиграла.
— Вот как? — отозвался дедушка. — Так как же ты их промотал?
— Свадебный подарок, — коротко ответил Эльвис.
— Что? — удивился дедушка. Он решил, что Эльвис сходил в магазин
— Да нет, чёрт побери, — продолжал Эльвис папиным тоном, — я, понимаешь ли, разбил одну штуку. Свадебный подарок!
— Как же это вышло? — спросил дедушка.
— Не повезло, — снова произнёс Эльвис папиным тоном. — Чертовски не повезло!
— Понятно, — сказал дедушка. — Это со всяким может случиться, даже с самым достойным из людей!
— И с недостойным тоже! — мрачно возразил Эльвис. Теперь он уже оставил папин тон. Папе хорошо: он всегда может свалить вину на команду. Как-никак там одиннадцать человек, а Эльвису некого винить, кроме себя самого.
Опять ему стало очень, очень грустно.
Он ждал, что дедушка скажет: «А я тоже немало денег промотал на своём веку».
Но дедушка ничего не сказал. И Эльвису пришлось самому спросить его об этом.
— Что? — спросил дедушка. — Конечно, я тоже промотал немало денег, — ответил он так спокойно, словно речь шла о каком-то пустяке.
— Сколько же ты всего промотал? — спросил Эльвис.
Знаешь, неохота даже вспоминать, — сказал дедушка. — Что толку плакать о пролитом молоке.
— Молоке? — удивлённо спросил Эльвис. — А разве в чекушках не водка?
Тут дедушка расхохотался и сказал, что Эльвис — чудак.
Но Эльвис не смеялся. Он вдруг сообразил: дедушка, что там ни говори, другое дело — он ведь проматывает свои собственные деньги, которые сам заработал. А Эльвис проматывает не свои. Мамины и папины.
Эльвису захотелось забыть о неприятном происшествии, и он заговорил с дедушкой о другом. И, как всегда, у них вышел очень весёлый разговор. А всё же где-то внутри у него будто заноза засела — память о беде, случившейся по его вине, и о всех других подобных бедах.
И мама тоже никогда не забудет того, что случилось. В этом можно не сомневаться.
2
Сегодня маме обязательно надо принарядиться: ведь Эльвис в первый раз идёт в школу и мама будет его провожать. Она снуёт от зеркала в прихожей к зеркалу в ванной комнате и обратно. В первом зеркале мама может видеть себя во весь рост, а во втором — получше рассмотреть лицо и убедиться, что оно в полном порядке.
Эльвис сидит и дожидается, когда мама приведёт себя в надлежащий вид. Сам-то он давно готов. Ведь сначала мама привела в надлежащий вид самого Эльвиса. С удивлением и тревогой смотрит он, как она суетится. Вчера она долго обсуждала с тётеньками по телефону, как ей одеться сегодня, настойчиво выясняла их мнение на этот счёт, — не так-то уж легко решить, что же всё-таки лучше подходит к такому случаю.
А теперь вопрос, значит, уже решился.
Мама наденет своё новое пальто, которое стоит 575 крон, — правда, купила она его на летней распродаже и потому
До сих пор маме не представлялся случай надеть новое пальто, для каждого дня оно слишком нарядное, а вот сегодня, значит, она хочет его надеть. Потому что сегодня Эльвис в первый раз идёт в школу! Как-то тревожно от этого на душе…
Эльвис сидит молча и сосредоточенно пытается обдумать случившееся…
Суть дела, как говорит дедушка, в том, что Эльвиса перехитрили. На этот раз он дал себя перехитрить.
Мама часто что-то говорила про школу, вроде её и бояться нужно, и радоваться, что станешь школьником, — впрочем, он никогда и не слушал. Мама столько всего наговорит за день! И только теперь, когда мама решила надеть нарядное пальто, он вдруг осознал: всё ведь из-за него, Эльвиса! До сих пор он не принимал разговоры о школе всерьёз. Но когда из шкафа выплыло пальто, тут только Эльвису открылось, какое огромное событие должно произойти сегодня. Боже мой, ведь сегодня он в первый раз идёт в школу!
Мама поворачивается перед зеркалом в разные стороны. Она стоит под самой лампой, той, что в потолке, и лампа эта горит, хотя за окном ясный день и вся комната освещена ярким светом.
Со своего места Эльвис может видеть пальто со всех сторон: мама стоит к нему спиной, но перёд отражается в зеркале. Зрелище весьма печальное и зловещее. Маме оно тоже не нравится…
— М-да, сегодня я скверно выгляжу, и ничем тут не поможешь, — вздыхает мама.
«Вот именно», — думает Эльвис, но молчит.
Мама набрасывает на шею косынку, говорит, так лучше. Потом примеряет другую косынку, с ней пальто смотрится ещё лучше, говорит она. А вообще-то, может, зря она купила это пальто, говорит мама, может, разумнее было бы купить другое — зелёное, как советовала тётя Гунн-Бритт. А теперь ей, наверное, вечно придётся таскать на себе это пальто, говорит она зеркалу, ей ведь ни в чём не везёт…
Эльвис знает это. Вот, например, с ним маме не повезло, пусть она сейчас молчит об этом, но он столько раз уж слышал, как ей было досадно, что у неё родился он, Эльвис, а не девчонка какая-нибудь. Девчонок ведь куда интереснее наряжать.
Мама вдруг обернулась и спросила, не забыл ли Эльвис зайти в уборную. Эльвис вздрогнул и сполз со стула. Да, то есть нет, не забыл.
— Ты уверен?
Мама потушила свет в прихожей, выключила приёмник. Да, Да, Эльвис уверен, ему не надо в уборную.
— Хорошо! Тогда, значит, мы с тобой готовы!
Эльвис застыл на месте. Солнце светит в окно. Кругом так тихо, покойно. На кухне в своей корзинке спит Сёссан, мамина «ах ты, прелесть, что за собачка».