Эмблема с секретом
Шрифт:
– Катапультируемся, командир?!
Прянишников не отвечал. Сжав зубы, он тянул на себя штурвал, как будто гидравлика рулей высоты отказала и он своими мускулами вытягивал вверх трехсоттонную махину.
Ракета надвинулась и нырнула под брюхо «Лебедя», пилоты даже рассмотрели короткие крылья, стабилизаторы и неровные маскировочные пятна… Что они успели при этом почувствовать, неизвестно. Бомбардировщик сильно тряхнуло. Прыгнула вверх и закачалась линия индикации на экране авиагоризонта.
– Б…дь!!!
Кажется, кричали все четверо. Хором, одновременно, как после долгих репетиций. Ракета
Прянишников, продолжал подниматься вверх. Может быть, потому, что руки приросли к штурвалу, а мышцы закаменели. Когда «горизонт» выровнялся, он вздохнул и проговорил:
– Центр, высота двенадцать тысяч, ракета прошла под нами в западном направлении! Необходима команда на самоуничтожение!
– Система АПР [9] не сработала, повторяем попытку, – мрачно отозвался Центр. – Она опять развернулась…
– Идет на нас?! – У Прянишникова были железные нервы, но сейчас он терял самообладание. Вопреки всем правилам взбесившаяся ракета охотилась на его самолет!
– Нет. Снижается на рабочую высоту. Похоже, идет на Якутск. Почти миллион жителей. Система АПР не работает…
В наушниках что-то крякнуло.
– Да-а-а…
Прянишников слышал, как кто-то выругался. «Налетели гуси-лебеди, налетели, беду на крыльях принесли…»
9
АПР – автоматический подрыв ракеты.
– Наши действия? – спросил командир.
– Возвращайтесь на базу, – после паузы отозвался Центр.
– Есть возвращаться на базу!
Огромный бомбардировщик лег на левое крыло. Солнце ушло вправо; густые тени, отбрасываемые пилотами и приборами, поползли по кабине. «Белый лебедь» описал большой полукруг и лег на обратный курс. В какой-то момент командиру показалось, что далеко внизу он видит черный шлейф взбесившейся ракеты. И она не показалась ему игрушечной.
Глава 4
Красиво жить не запретишь
7 августа 2011 г. Вечер
Лазурный берег
В Болье прибыли около полуночи, с трудом нашли свободное место в марине, пришвартовались. Алекс замешкался в каюте, собирая вещи, а мы с девушками вышли на берег. Здесь было тихо и пустынно. Плохо освещенная асфальтовая дорога, слева городской пляж: изрытый песок, белый в свете луны, полосатые тенты с рядами топчанов… Метрах в трехстах приземистое одноэтажное здание: туалеты, душевые, раздевалки…
– Поскучайте пару минут, девушки, я сейчас вернусь, – легким пружинистым шагом стайера я побежал туда. Наверное, подружки подумали, что мне приспичило помочиться, но туалет оказался уже закрыт. Впрочем, он был мне и не нужен. Просто рядом всегда находятся телефоны-автоматы. Вставляю карточку в прорезь, набираю номер.
«Хозяев нет дома…»
Звучит как музыка. Я могу дальше наслаждаться жизнью. Вива ла вида!
Я обошел здание и в тени
Возвращаюсь неспешно, расслабленной походкой. Чувствую, что немного пьян. Такой игривый сумбур в голове. Представляю Юлию в самых непристойных позах. И тут же слышу ее крик.
– Отстаньте, мы никуда не поедем!
В полумраке рядом с девушками горят подфарники, хаотично двигаются какие-то темные тени – словно орангутанги пляшут какой-то первобытный танец. Черт! Да они пытаются затащить вырывающихся девчонок в машину!
Бросаюсь вперед, с трудом сдерживая русский мат. Но обозначить себя надо – может, отстанут…
– Месье, оставьте в покое наших женщин!
Звучит очень слабо и неубедительно, я сам это понимаю, поэтому бегу уже не как стайер, а как спринтер, чтобы от слов поскорей перейти к делу. Дистанция сокращается. На всякий случай я миролюбиво выставляю вперед руки и дружески улыбаюсь. Возмутителей спокойствия четверо, они бросают девушек и выстраиваются в ряд у меня на пути. Их лица в тени, но голоса слышны хорошо.
– Валы его, Магомэд!
Вот те на! Да это «угнетенные русские беженцы»! Их приняли в тихую, чистую и спокойную Европу, а они хотят «валить», то есть убивать, первого встречного европейца, говорящего на чистом французском! Какая черная неблагодарность!
Бегло осматриваю всех четверых. С трудом различаю лица: у троих усы, четвертый просто неряшливо оброс щетиной. Глаза у всех зло блестят, тот, который в центре, держит руку за спиной. Наверное, это и есть Магомед, а сзади он прячет нож, собираясь воткнуть его в мой подтянутый живот… Да что я вам сделал, гады?! Меня охватывает благородный гнев. В такие минуты хорошо бы иметь что-либо еще кроме негодования и ощущения собственной правоты. Например, пистолет или гранату. Или, на худой конец, кастет, желательно с шипами… Но материального подкрепления чувствам у меня, к сожалению, нет. А четверка «беженцев» обступает меня полукругом, от них исходит ощущаемый запах крепкого пота и животной угрозы. Крепкие коренастые фигуры, короткие ноги, за счет этого низкий центр тяжести – недаром выходцы с Кавказа добиваются больших успехов в борьбе. Ну, бороться мы с ними не будем… Я вдруг вспоминаю разваливающееся, скрепленное железными скобами здание на ростовском стадионе «Трудовые резервы». Там Анатолий Тимофеевич Черняев учил меня боксу…
«Здорово, земляки!» – как вежливый человек, мысленно здороваюсь я и, не переставая улыбаться, вскользь бью по подбородку того, кто держит руку за спиной. Движение выглядит обманчиво-легким, но для нокаута не нужен полутонный удар тяжеловеса: достаточно всего тридцатикилограммового щелчка. Но резкого и точного – как раз посередине, тогда наступает мгновенное сотрясение мозга. Я все выполнил правильно: орангутанг упал, причем не назад – от силы удара, а вперед, что является признаком классического нокаута. Об асфальт звякнул нож, и я мгновенно отбросил его ногой подальше. Значит, я не ошибся – это и есть тот самый Магомед, который должен был меня «валыть».