Эмблема с секретом
Шрифт:
Синицын поднялся из-за стола, нащупал в кармане пачку сигарет. Катерина тоже поднялась. Сегодня на ней чистый накрахмаленный халат, он шуршит при каждом движении. Под халатом – полная и мягкая грудь. И много чего еще… Ладно. Сколько раз он говорил себе, что этот глупый роман надо кончать, пока не случилось беды. Но в такие вот моменты кажется – зачем? У Гнетова в Нуреке жена и двое детей. И у Зуева и у многих других. А он – человек холостой. Почему он должен отказывать себе в удовольствиях?
– А я тебе пива холодного припасла и еще кое чего… – привела она последний, самый веский аргумент. – Ты приходи, Сереж, не пожалеешь… Придешь, а?
Улыбается
– Хорошо. Приду, – сказал Синицын и потянулся.
Тонкошеий рядовой, сгружая посуду на тележку, бросил на него украдкой полный зависти взгляд.
– Приду. Только своих предупрежу на всякий случай…
8 августа 2011 г.
Вашингтон, округ Колумбия, Белый дом
Погожее летнее утро, без двух минут восемь. За окнами Овального кабинета солнце и зелень, а здесь – прохладная тень и легкий сандаловый аромат духов «Корсо Комо». Это означало, что первая леди США недавно забегала сюда, чтобы выпить чашку кофе с мужем, обсудить кое-какие дела и пожелать ему хорошего рабочего дня.
Президент сидел за старинным статридцатилетним столом, подарком королевы Виктории, положив длинные ноги в полосатых штанинах на полированную столешницу. Он был высок, худощав и цветом кожи, а также раскованностью манер и, главное, местом своего пребывания опровергал распространенное в Советском Союзе и постперестроечной России представление о том, что в Соединенных Штатах негров (извините, черных, или, еще лучше, афро-американцев) всячески угнетают и даже вешают на фонарных столбах. Он был сдержан, скромен и целомудрен, в отличие от одного из своих предшественников, по милости которого Овальный кабинет недоброжелатели стали называть «Оральным».
В центре кабинета, как бы он ни назывался, два кофейного цвета дивана и обтянутое полосатым шелком кресло (полоска белая – полоска карминовая; дизайнерская находка супруги президента) дожидаются членов Национального совета безопасности. Совещание начнется через две минуты, а пока что глава сильнейшего в мире государства беседовал по телефону со старшей дочерью.
– …О’кей, Энн. Но ты должна понимать, что ей только шесть лет. И она твоя сестра. Когда ты была маленькая, ты тоже капризничала… Что значит «ненавижу»? Прекрати. Ты старше, ты умнее. Постарайся ее отвлечь. Скажи что-нибудь ласковое или смешное… Послушай, вам до школы ехать всего десять минут, и вы каждый раз успеваете поссориться… Нет-нет, я серьезно тебе говорю…
Ровно в восемь двери кабинета открылись и вошли люди, отвечающие за безопасность Америки. Президент убрал ноги со стола и сделал приглашающий жест рукой: заходите, рассаживайтесь, я сейчас.
– Ладно, Энн, мне надо работать. У тебя тоже урок начинается. Давай, не хнычь… И не обижай сестру. Все, пока.
Он встал, поздоровался с каждым за руку: Министр обороны Моретти («отлично выглядите, Джон»), Директор ЦРУ Шеферд («доброе утро, Билл»), Директор Национального разведывательного (космического) агентства Диксон (просто энергичный кивок головой). Секундой позже в кабинет влетела госсекретарь Оливия Паттингтон. Сегодня она была в костюме кроваво-красного цвета, на тонких увядших губах – алая помада. И сама Оливия, и ее губы имеют отношение к циничному названию главного кабинета Белого дома, потому что она является женой того самого президента Паттингтона, шалости которого, перенесенные из супружеской спальни в официальные помещения, и дали основу шуточкам, насмешкам,
– Извините за опоздание, господа. Трафик… Вы еще не начали?
– Мы еще даже не успели занять свои места, – Президент сухо улыбнулся и опустился в кресло напротив рабочего стола, закинув ногу на ногу. – Прошу вас садиться, господа.
Члены Совета безопасности расположились на мягких диванах по правую и левую руку от президента. Случайно или нет, но мистер Диксон, усевшийся на диван слева, оказался там в полном одиночестве. Моретти, Шеферд и миссис Паттингтон сели напротив него, как экзаменаторы перед экзаменуемым. В каком-то смысле так оно и было.
Президент развернулся к своему столу, взял папку, заглянул в нее, пробежал глазами приготовленный советниками текст.
– Напомню, ровно два года назад Национальное разведывательное агентство, возглавляемое мистером Диксоном, вышло из формального подчинения Минобороны и ЦРУ. Главной причиной для такого шага, точнее, главной его целью было максимальное сужение круга носителей секретной информации, связанной с космической разведкой…
Президент осмотрел присутствующих. Директор ЦРУ раздраженно барабанил пальцами по кожаной папке, Министр обороны сидел с индифферентным лицом, откинувшись на спинку дивана, и внимательно слушал, госсекретарь разглядывала Директора НРА. Хозяин Белого дома продолжил:
– Итак, мистер Диксон получил карт-бланш. Теперь его агентство является самостоятельным игроком на поле добывания стратегической информации. Проектирует космические аппараты, размещает заказы на их изготовление и в сотрудничестве с НАСА осуществляет запуски. Полный цикл – от смутной идеи, как говорится – версии, до итоговой аналитической записки на столе Президента. Никто не вмешивался в его работу, никто не ставил палки в колеса, никто не связывал ему руки. Но члены Совбеза, и в первую очередь мистер Шеферд, обоснованно поинтересовались результатами этой работы…
Сидевший до этого неподвижно Диксон пошевелился и изобразил на лице дружескую улыбку, адресованную его бывшему начальнику.
– Я правильно расставил акценты, Билл? – спросил Президент.
Шеферд кивнул. У него было вытянутое худощавое лицо и внимательные серые глаза. И он не любил излишней независимости, а «излишней» считал любую независимость от него органа, добывающего информацию за пределами США.
– Да, меня интересуют результаты самостоятельной работы Агентства. И на то есть причина. Например, последний космический аппарат «Misty-2» обошелся налогоплательщикам без малого в девятьсот восемдесят миллионов долларов. Запуск производился в условиях беспрецедентной секретности, что тоже влетело в немалую копеечку… А главное, сенаторы не утверждали эту графу финансирования!
– Как такое могло произойти? – Миссис Паттингтон по-птичьи наклонила голову. – Это переходит всякие границы!
– Думаю, что отчет мистера Диксона прояснит ситуацию, – сказал Президент и кивнул докладчику. – Мы вас слушаем, Пол.
Взгляды присутствующих устремились на грузноватого, с добрым, «домашним» лицом Диксона. Некоторые шутили, что он похож на сдобную булочку с изюминками вместо глаз. Но сейчас такое сравнение было бы неуместным. Доброта и «сдобность» исчезли, его лицо сразу стало жестким и даже враждебным. Он наклонился вперед, как будто собрался вставать, даже убрал бумаги с колен. Но не встал. При нынешнем президенте-демократе подобные условности считались лишними. И даже вредными, как проявление подобострастия.