Эмблема с секрктом
Шрифт:
– Да погодите вы со своим коньячком! – отмахнулся Севрюгин. – Вначале надо Президенту доложить!
И, повернувшись к напряженно сидящему за пультом связи Тарасенко, нетерпеливо спросил:
– Ну, что там?
Подполковник снял наушники, включил громкую связь, доложил:
– Отделилась первая ступень, полет проходит в штатном режиме!
– Только не надо мне этих ваших «штатных»! – скривился Севрюгин, останавливая его жестом руки. – Мы в Соединенных Штатах, что ли? Говори по-человечески!
Командир части перевел дух и гаркнул:
– Полет нормальный, товарищ Министр!
– Вот так-то лучше! – одобрил Севрюгин. – Молодец!
Тарасенко судорожно сглотнул.
– Служу России, товарищ…
– Шестьдесят секунд, полет нормальный! – перебил его динамик.
– О! – Севрюгин поднял указательный палец. – Правильно говорит!
Бункер одобрительно загудел. Атмосфера стала праздничной. Сообщение о благополучном завершении полета и поражении учебной цели казалось уже простой формальностью.
Укоротившийся на одну ступень «Воевода», огибая земной шар, летел по тщательно расчитанной траектории на высоте восемьдесят километров. Пространство вокруг было ледяным, разреженным и угольно-черным, яркие звезды казались золотыми головками гвоздей, прибивших к хрустальному небосводу маскировочный бархат. Но сейчас здесь некому было сделать столь поэтическое сравнение: автоматика, даже самая совершенная, к сожалению, бесконечно далека от поэзии. И, к еще большему сожалению, не гарантирует стопроцентного результата. Вдруг ровный полет прервался: огромный конус провалился на сотню метров, рыскнул из стороны в сторону, выстрелил струей огня и поднялся почти на километр. Ракета потеряла управление. Но внизу, на земле, точнее под землей, в стальном бункере, об этом узнали только через минуту.
– Восемьдесят шесть секунд. Нештатная ситуация. Сработала система самоуничтожения. Объект ликвидирован.
– Что?!
Оживленный гул оборвался – как отрезало.
Севрюгин вскочил, набычившись, заложил руки за спину, оглушенно уставился в пустой монитор. Под кожей на скулах перекатывались желваки.
– Какая такая ситуация?! Говорили же – все идет хорошо! С ума посходили? Немедленно все исправить! Я вас сгною!!! Под суд пойдете!!!
Командир части Тарасенко, только что мысленно примерявший на себя полковничьи погоны и папаху, вдруг вскочил и выбежал из бункера, по дороге едва не сшибив чей-то стул. Офицеры потянулись за ним – на воздух, ибо в бункере больше делать было нечего. Тарасенко бежал прочь, в сторону жилого поселка части, до которого было добрых три километра. Бежал тяжело, припадая на ушибленную ногу. Только было совершенно непонятно, зачем и куда он спешит – то ли надеется еще на какое-то чудо, на ошибку в результатах слежения, то ли просто пытается убежать от начальственного гнева…
– Лысаков, немедленно приказ на увольнение этого… этого неумехи! – Севрюгин ткнул пальцем в спину бегущего Тарасенко, будто выстрелил вслед.
А подполковник, закипая злыми слезами несправедливой обиды, задыхаясь, повторял на бегу:
– Накаркал, гад, накаркал! «Изделие» исправным было, а он пожелал попасть в говно! Вот и попали!
Кстати, так думали почти все присутствующие. Но вслух подобную крамолу никто, естественно, не произнес.
Глава 3
Приятные знакомства
7 августа 2011 г.
Ницца
Дам звали Кристина и Юлия. Блондинка и брюнетка. Две молодые учительницы из Москвы. Одна репетиторствует на дому, вторая преподает французский в какой-то гимназии в Химках, оттуда, видимо, и акцент. Мужья вроде бы успешно занимаются бизнесом в душной Москве, а дорогих супружниц отправили проветриться на Лазурку… Похоже, это «облагораживающая» легенда: живут они в захудалом пансионате, в автомобилях по индивидуальным экскурсиям не разъезжают, приглашение на яхту заглатывают, как голодная щука блесну, а на роль гида охотно выбирают никчемного немца… Отставить! Что это я так о себе? Короче, на жен олигархов они не очень похожи. Впрочем, какая разница? Спортивные, налитые, как торпеды, симпатичные, раскрепощенные девицы… Особое уважение вызывает тот факт, что они знакомы с творчеством писателя Зигфрида Майера – читали все его, мои то есть, книги! Включая что-то там про откровенный секс в невесомости. По-моему, они перепутали меня с Генри Миллером.
Ну да ладно.
Я выполнил свое обещание и проводил их к Замковой горе, где высокий гид с поднятой на указке зеленой ленточкой, рассказывал русской группе, как герцог Бервик со своей дюжиной дюжин мортир, сровнял в 1706 году замок Ниццы с землей. А что, сто сорок четыре пушки – это мощная сила! Но девчонок исторические факты не интересовали, поэтому мы прошли мимо, на замковое кладбище. Чистые аллеи, ухоженные могилки, аккуратные, без излишеств памятники…
– Как в хорошем парке! – воскликнула Кристина. – И на кладбище не похоже…
Блондинка была более непосредственной, чем брюнетка. Высокая, плотная, обтянутая розовой блузкой грудь вызывающе торчит вперед, короткие красные бриджи открывают мускулистые икры, красные босоножки, красный лак на ногтях… Прямо этюд в алых тонах! Вот она подбежала к очередному памятнику, прочитала табличку.
– Герцен! Удивительно! Тут же богачи жили… А он за бедных боролся, журнал этот издавал… «Колокол!» Как же он на Лазурке-то оказался? Непонятно!
– Так он же здесь не жил, а умер! – попыталась оправдать Герцена Юля. На ней обтягивающая оранжевая маечка, и белая юбочка, едва прикрывающая ягодицы. Она весит килограмм на десять меньше подруги и ее нижние конечности не имеют явно выраженной мускулатуры, что лично мне милее и приятнее.
– Но перед смертью он здесь жил! – настаивает Кристина, и ей нельзя отказать в логике. – Бедный революционер среди графов и князей! Как так?
– Да, странно, – соглашается Юля.
Эх, милые девочки! И «буревестник революции» товарищ Горький живописал беспросветную жизнь угнетенного самодержавием рабочего класса, проживая на острове Капри, одном из самых дорогих курортов мира. Сам вождь мирового пролетариата товарищ Ленин, бедствуя и мыкаясь по заграничным ссылкам, ухитрялся играть в знаменитом казино в Монте-Карло, до которого отсюда всего около часа хорошей езды… Ему там даже памятник поставили, правда своеобразный: «Промывание мозгов» называется – несколько ленинских голов соединены змеевиком, вроде как от самогонного аппарата… Так что в отечественной истории много интересного и непонятного! Но что об этом может знать Зигфрид Майер? Он и по-русски-то ни бельмеса не понимает!
Поэтому я иду и молча слушаю щебет своих спутниц.
– Ну как он тебе? – спрашивает Кристина, конспиративно стараясь не смотреть в мою сторону.
– Ничего, – вяло отвечает Юля. – Но какой-то мрачный…
Откуда такой пессимизм, красотка? Больше жизни! Я самый веселый человек на земле. Особенно если влюблен… Но, раз создалось такое превратное впечатление, надо исправляться!
– Мы не в России, случайно? – оскаливаю я все тридцать два зуба и тычу пальцем в вывеску: «Сталинградский бульвар».