Эмили
Шрифт:
— Ну еще бы, — съязвила я. — Доктор Маклин скорее сам всех из себя выведет.
Обернувшись, Финн увидел меня. Лицо его посуровело.
— А, это вы, — сказал он.
— Я не знала, что вы знакомы с Эмили. Она очень хорошенькая, верно? И так подходит Рори.
— Не сомневаюсь, что они идеальная пара, — сказал Финн.
Коко не заметила никакого сарказма и одарила нас сияющей улыбкой.
— Давайте посмотрим на вашу лодыжку.
Коко вытянула прекрасную загорелую ногу. Лодыжка почернела и распухла. Хотя Финн дотрагивался до нее с величайшей осторожностью, Коко поморщилась.
— Больно? — мягко спросил он.
Она кивнула, закусив губу.
— Бедняжка. Ничего, у вас есть еще одна отличная лодыжка. — Он встал. — И эта через несколько недель будет в порядке. Но все-таки нужно сделать рентген. Я пришлю попозже санитарную машину. Вас в ней меньше будет трясти.
— Я пошла, — сказала я. — Пора готовить Рори ужин.
— Финн тебя подвезет, — сказала Коко.
— Я на машине.
На улице было холодно, и меня бросило в дрожь: мне так не хотелось покидать теплый уют замка ради мрака, в котором пребывал Рори. Финн Маклин достал что-то из кармана.
— Я сказал бы, для новобрачной еще рановато искать утешения в этой дряни. — Он протянул мне книгу. Это был роман о счастливой любви, купленный мной для Коко.
Глава 14
Лодыжку Коко просветили, перевязали и предписали осторожное с ней обращение. Однако, как раз накануне Рождества, Мэйзи Даунлиш (одна из приятельниц Коко) решила дать бал, чтобы отпраздновать помолвку своей дочери Динни. Мы все были приглашены.
В самой идее бала есть что-то поднимающее настроение, даже самое отвратительное. Наверно, это радостное возбуждение, обычно предшествующее таким событиям: новое платье, новая косметика, долгие часы перед зеркалом в поисках нового имиджа самой обольстительной девушки в зале. В прошлом бал таил в себе прелесть неизвестности, ожидание счастливого случая. На этот раз я надеялась, он даст мне возможность вернуть Рори.
Бал должен был состояться в замке Даунлишей на материке. Коко, Бастер, Рори и я собирались у них остановиться. Утром, переправившись на пароме, я поехала в Эдинбург купить себе платье. Ближе к вечеру я должна была прихватить супружескую пару, направлявшуюся на бал из Лондона, а затем вернуться и встретить у парома Рори, чтобы вместе ехать к Даунлишам.
Я была твердо намерена появиться на балу в таком виде, что все мужчины потеряют от меня голову. Все утро я лихорадочно шарила по магазинам. Наконец на какой-то глухой улочке я напала на потрясающее бледно-розовое платье, туго обтягивающее зад, с разрезом впереди и сильно открытое на груди и на спине.
Оно было уценено из-за крошечного пятнышка на животе и еще потому, что как, презрительно фыркнув, сказала продавщица, в Эдинбурге «такое» не пользуется спросом.
Я его примерила; оно было ошеломляюще сексапильным.
— Немного тесновато сзади, вам не кажется? — сказала продавщица, старавшаяся навязать мне черное бархатное платье в три раза дороже.
— Мне как раз это и нравится, — оборвала ее я.
Оно было еще и длинновато, так что я купила себе туфли на высоких каблуках и в парикмахерской подцветила волосы розовым. Уж если я что начала, то всегда иду до конца. Так что, короче говоря, в аэропорт я опоздала.
Фрейны уже ждали, когда я приехала, — я их за милю узнала. Он — столб столбом, без подбородка, с резким неприятным голосом, в навозного цвета твидовом пиджаке. Она — типичная «девушка из хорошей семьи», с прижатыми от постоянного повязывания головы шарфом ушами и очень длинной правой рукой, развившейся от таскания каждый уик-энд чемоданов на Пэддингтонский вокзал, откуда она отправлялась «навестить мамочку». У нее были голубые глаза, мышиного цвета волосы и бело-розовая кожа, которой не страшны ни ветер, ни пьянки, ни танцы всю ночь напролет. Они были до отвращения влюблены друг в друга. Каждая фраза начиналась «Чарльз считает», «Фиона полагает». И они дико хохотали, когда одному из них случалось пошутить. В ней ощущалось чудовищное самодовольство женщины, подцепившей слепо обожающего ее мужа.
Она очень мило извинила мне мое опоздание, но то и дело повторяла, что нужно остановиться по дороге у автомата ровно в 6.30, чтобы позвонить няне и узнать, как там крошка Каролина, и спрашивала, успеем ли мы переодеться.
— Я впервые оставила Каролину с няней, — сказала она. — Я надеюсь, она справится.
Фиона сидела впереди со мной, Чарльз сзади; они все время держались за руки. Почему бы им обоим было не сесть сзади и обниматься там в свое удовольствие?
День был холодный. На горизонте четко обозначились черные силуэты деревьев. В темном пасмурном небе носились снежинки. Вдоль дороги мелькали косматые головы коров, щипавших скудную траву. Когда мы добрались наконец до парома, где должны были встретить Рори и Вальтера Скотта, поднялась настоящая метель. Я надеялась заключить с Рори перемирие на этот вечер, но я опоздала на целый час, и это не способствовало улучшению его настроения.
Фиона, видимо, знавшая Рори в детстве, щебетала об общих знакомых, с энтузиазмом рассказывала, кто на ком женился.
Рори отвечал односложно. Снег таял у него на волосах, пальцы были в краске.
— Ужас, — трещала она. — Вы слышали, отец Энни Ричмонд бросился под такси в Найтсбридже в час пик?
— Ему крупно повезло, там в это время такси не найти. — Рори мрачно смотрел на снежники, роившиеся у ветрового стекла, как гигантские пчелы.
Я засмеялась. Рори взглянул на меня и тут только заметил мои волосы.
— О Боже, — произнес он негромко.
— Тебе нравится? — спросила я тревожно.
— Нет, — сказал он и, включив на полную мощность приемник, заглушил болтовню Фионы. Вдруг она воскликнула:
— Ой, смотрите, вон автомат. Остановитесь на минуточку, Рори, я позвоню няне.
Рори возвел глаза к небу.
Она выскочила из машины и, взвизгивая, побежала по снегу. Сквозь стекло кабины было видно, как она с идиотской улыбкой запихивала в автомат десятипенсовики. Рори не отвечал на бессвязные вопросы Чарльза об охоте. Ногти у него были обкусаны настолько, что его пальцы барабанили по панели абсолютно беззвучно.
Через четверть часа Фиона вернулась.
— Ну что? — спросил Чарльз.
— Все в порядке, но она ужасно скучает без нас. Ленч она срыгнула, но бутылочку сейчас выпила, так что няня полагает, что все будет в порядке. Жуткая погода, — продолжала она, глядя в окно. — Вам нужно не откладывать с ребенком, Эмили. Он придает жизни новое измерение. Мы обычно такие эгоисты, пока у нас нет детей.
— Родителей, — сказал Рори, — должно быть видно, но не слышно.
Под хихиканье и шепот «О Чарльз!» с заднего сиденья мы наконец добрались до фронтонов и башен огромного, почерневшего от времени замка. Из окон на густо легший на ели и тисы снег лился полосами свет. Навстречу нам выбежала вереница терьеров и лабрадоров. Протестующего Вальтера Скотта лакей утянул в кухню, где его ожидал ужин.