Энциклопедическое изложение масонской, герметической, каббалистической и розенкрейцеровской символической философии

Холл Мэнли Палмер

Многие древние инструменты имеют семь струн, и, по преданию, Пифагор был тем, кто добавил восьмую струну клире Терпандра. Семь струн всегда соотносились с семью органами человеческого тела и с семью планетами. Имена Бога воспринимались тоже в качестве форм, образованных из комбинаций семи планетарных гармоний. Египтяне ограничивали свои священные песни семью первичными звуками, запрещая произносить иные звуки в храме. Один из их гимнов содержал следующее заклинание: «Семь звуковых тонов воздают хвалу Тебе, Beликий Бог, вечно творящий Отец всей Вселенной». В другом гимне божество так описывает самого себя: «Я великая неразрушимая лира всего мира, настроенная на песни небес» (см. «Историю музыки» Э. Науманна).

Пифагорейцы верили, что все, что существует, имеет голос и что

все создания вечно поют хвалу Создателю. Человек не смог удержать в себе эти мелодии, потому что его душа запуталась в иллюзии материального существования. Когда он освободит себя от бремени низшего мира с его ограничениями чувственным восприятием, музыка сферопять зазвучит, как в золотой век. Гармония распознает гармонию, и когда человеческая душа вернет свое истинное достояние, она не только услышит небесный хор, но и присоединится в вечном гимне к вечному добру, контролирующему бесконечное число частей бытия.

^{Из книги Р. Фладда «Земной монохорд»}

^{ТЕОРИЯ МУЗЫКИ ЭЛЕМЕНТОВ}

^{На этой диаграмме снова используется изображение двух пронзающих друг друга пирамид, представляющих огонь и землю. Согласно закону гармоний стихий, как показано на диаграмме, огонь не входит в состав земли, земля не входит в состав огня. Фигуры на диаграмме раскрывают гармонические соотношения между четырьмя первичными элементами согласно Фладду и пифагорейцам. Земля состоит из четырех частей своей собственной природы. Вода состоит из трех частей земли и одной части огня. Сфера равенства есть гипотетическая точка, где достигается равновесие двух частей земли и двух частей огня. Воздух состоит из трех частей огня и одной части земли. Огонь состоит из четырех частей собственной природы. Таким образом, земля и вода соотносятся меж собой как 4 к 3 — гармония диатессарона, а вода и сфера равенства — как 3 к 2 — гармония диапенте. Поскольку сумма этих двух гармоний равна диапазону, или октаве, очевидно, что обе сферы — огня и земли — находятся в диапазонной гармонии со сферой равенства, а также то, что огонь и земля находятся в разных диапазонах гармонии друг с другом (в дисдиапазонах).}

Греческие мистерии включали в себя доктрину соотношения, существующего между музыкой и формой. Элементы архитектуры, например, должны были быть совместимыми с музыкальными нотами и тонами или же иметь музыкальные аналоги. Следовательно, когда воздвигалось здание, в котором комбинировались эти элементы, само здание уподоблялось музыкальной струне, которая является гармоничной только в том случае, когда она полностью удовлетворяет математическим требованиям гармонических интервалов. Реализация этой аналогии привела Гёте к мысли о том, что «архитектура есть отвердевшая музыка».

При конструировании своих храмов инициации древние жрецы демонстрировали высочайшее знание принципов, лежащих в основе феномена вибрации. Ритуалы мистерий включали специальные речевые эффекты при произнесении фраз, и для этой цели делались специальные звуковые залы. Слово, которое произносили шепотом в такой зале, наполняло почти грохотом и все здание. Даже дерево и камни, которые использовались в строительстве храмов, были настолько пропитаны звуковыми вибрациями религиозных церемоний, что при ударе по ним они воспроизводили те тона, которые звучали в ритуалах.

Каждый элемент в природе имеет свой нотный ключ. Если эти элементы скомбинированы в сложную структуру, результатом является струна, которая, если зазвучит, заставит распасться составляющие части. Подобным же образом каждый человек имеет свой ключ, такой, что, если он зазвучит, человек будет уничтожен. Аллегория стен иерихонских, обрушившихся от труб израилевых, несомненно, является попыткой установить тайное значение индивидуальных ключей или вибраций.

Философия цвета

«Свет, — пишет

Э. Бэббитт, — раскрывает славу внешнего мира и является самым блистательным из всех его блистательных свойств. Он придает красоту, раскрывает красоту и сам по себе прекрасен сверх всякой меры. Он анализатор, правдолюб, и раскрывая обман, показывает вещи такими, какие они есть. Его бесконечные потоки меряют всю вселенную и попадают в наши телескопы от звезд, откуда они прошли квинтиллионы миль. С другой стороны, он исходит от объектов столь малых, что через микроскоп мы можем видеть объекты в пятьдесят миллионов раз меньшие, нежели мы видим невооруженным глазом. Подобно другим тонким силам, его движение поразительно мягко, и все же он проникает с удивительной силой повсюду. Без его оживляющей силы растения, животные и человеческая жизнь должны были бы немедленно исчезнуть с лица Земли. Поэтому вполне естественна попытка рассмотреть потенциальные и прекрасные принципы света и составляющих его цветов, потому что чем больше мы проникаем во внутренние его законы, тем больше обнаруживаем в нем волшебные свойства хранить в себе силу, оживлять, лечить, очищать и восхищать человечество» (см. «Принципы света и цвета»).

Так как свет, купая все создания в собственных лучах, является основной физической манифестацией жизни, в высшей степени важно осознавать, по крайней мере частично, тонкую природу его божественной субстанции. То, что называется светом, на самом деле является вибрациями, воздействующими на оптические нервы. Мало кто из людей понимает, насколько они сильно ограничены стенами, сооруженными чувственными восприятиями. Наши знания о свете неполны, но есть и вовсе неизвестные формы света, для которых нет оптического эквивалента. Есть бесчисленные цвета, которых мы не можем видеть, так же как и звуки, которых мы не можем слышать, запахи, которые мы не можем обонять, ароматы, которые не могут быть нами осознаны, и субстанции, которые не могут быть ощущаемы. Человек окружен сверхчувственной вселенной, о которой он ничего не знает, потому что центры чувственного восприятия не развиты в достаточной степени для того, чтобы уловить более тонкие уровни вибраций, из которых состоит вселенная.

Как у цивилизованных, так и у первобытных народов цвет играет роль естественного языка для выражения философских и религиозных доктрин. Древний город Эктабаны, как его описывает Геродот, был окружен семью стенами, окрашенными в семь планет, согласно знаниям персидских магов. Знаменитый зиккурат,астрономическая башня бога неба, в Борсиппе поднимается семью уступами, каждый из которых окрашен в цвет, соответствующий планете (см. «Халдейскую магию» Ф. Ленормана). Таким образом, становится ясно, что вавилоняне были знакомы с концепцией спектра и его соотношением с семью творящими богами, или силами. В Индии один из императоров династии Моголов соорудил фонтаны семи уровней. Воды, ниспадающие на следующий уровень, протекая через специальные каналы, меняли свою окраску, таким образом проходя через все цвета спектра. В Тибете цвет использовался местными художниками для выражения различных оттенков настроения. Л. Уодделл, говоря о северном буддийском искусстве, замечает, что в тибетской мифологии «белый и желтый цвета обозначают нежное настроение, а красный, голубой и черный принадлежат резким настроениям, хотя иногда синий или голубой говорит о небе и означает небесное. Вообще, боги изображаются белыми, гоблины — красными, дьяволы — черными, подобно их европейским родственникам» (см. «Буддизм в Тибете»).

В «Меноне» Платон устами Сократа описывает цвет как «истечение формы, соизмеримое с видом и ощущением». В «Теэтете» он более пространно рассуждает на эту тему: «Давай выведем принцип, о котором мы только что говорили, что ничто является самосуществующим, и тогда мы увидим, что каждый цвет, черный, белый или другой, возникает из встречи глаза с определенным движением, и то, что мы именуем субстанцией каждого цвета, не является ни активным, ни пассивным элементом, но чем-то таким, что проходит между ними и соответственно каждому воспринимающему; разве ты уверен, что те цвета, которые воспринимает собака, те же, что воспринимаешь ты?»