Энциклопедия купеческих родов. 1000 лет русского предпринимательства
Шрифт:
Помимо биржи, Николай Александрович уделял немало времени и внимания и работе в Московском купеческом обществе. Но здесь по преимуществу он работал в другой области. Вместе со своим другом, известным русским историком И.Е. Забелиным, он взял инициативу собрать и напечатать архивные документы, которые могли бы служить источником для истории московского купечества, а именно — ревизские, окладные, переписные книги, общественные приговоры и пр. Найденовская инициатива встретила живой отклик среди выборных купеческого общества: в девяностых годах было издано 9 томов, заключающих данные десяти ревизий (первая — в 20-х годах XVIII века, при Петре Великом, десятая — при Александре II, в 1857 году). Кроме того, вышло несколько дополнительных томов, содержащих переписные книги XVII
Данными, извлеченными из этого огромного труда, я пользуюсь в своем изложении.
Изданием материалов для истории московского купечества не исчерпывается забота Найденова об опубликовании исторических документов. Им лично были собраны, переведены и напечатаны многочисленные извлечения из описаний Московии, содержащиеся в различных трудах иностранцев, приезжавших туда в XVI–XVIII веках. Главным образом, были напечатаны карты, планы и гравюры, которые мало кому были известны. Все это составило 4 или 5 сборников.
Но самым примечательным памятником, оставленным Николаем Александровичем, было издание, посвященное московским церквам. В ту же примерно эпоху по его инициативе и на его средства были сняты фотографии, большого альбомного размера, всех московских церквей (сорока сороков). Подлинник — фотографии — составлял шесть больших альбомов. С подлинника были перепечатки с литографиями и коротким текстом.
В моей коллекции были все найденовские издания, хотя они были напечатаны в очень небольшом количестве экземпляров, иногда менее 25-ти: по моей просьбе мне подобрал их сын Николая Александровича, Александр Николаевич. Все эти издания, вместе взятые, представляли необычайно ценный материал по истории города Москвы. Не думаю, чтобы в каком-либо другом городе мира было собрание такой же ценности исторических документов трудами одного человека, и не профессионального историка, а любителя, желавшего послужить родной стране и родному городу.
Городу Николай Александрович служил и своим участием в городском общественном управлении, где был одним из активных гласных. Характерно было, в особенности для того времени, то, что он старался найти среди культурных элементов купечества лиц, подходящих для участия в Городской думе. Покойный Л. Л. Катуар, впоследствии так много поработавший для города Москвы, рассказывал мне, что это был именно Н. А. Найденов, который убедил его в том, чтобы войти в состав гласных Московской думы. И он подчеркивал, что его убедил тот аргумент, который приводился Найденовым: если городовое положение, с его высоким избирательным цензом, возлагает на купечество, где все почти были домовладельцами, ответственность за руководство городским хозяйством, то прямой долг всех грамотных представителей этого сословия принять действенное участие в руководстве хозяйственной жизнью своего города. «А ведь наш город — это Москва, первопрестольная столица», — прибавил Найденов. И Л. Л. Катуар свидетельствовал мне, что он был далеко не единственный, кого привлек к городской жизни неутомимый Николай Александрович.
Вот так описывает Н. А. Найденова В. П. Рябушинский, хорошо его знавший. Указав, что фигура Николая Александровича очень показательна для купеческой Москвы последней трети XIX века, он продолжает:
«Значение и авторитет Н. А. Найденова в ней, т. е. в Москве, были тогда очень велики. Маленький, живой, огненный, — таким он живет у меня в памяти; не таков казенный тип московского купца, а кто мог быть им более, чем Николай Александрович. Так все в Москве: напишешь какое-нибудь правило, а потом самым характерным явлением — исключение. Как в грамматике, он делал свое купеческое ремесло, и хорошо делал, но главное его занятие было общественное служение… Жило в нем большое московское купеческое самосознание, но без классового эгоизма. Выросло оно на почве любви к родному городу, к его истории, традициям, быту. Очень поучительно читать у Забелина, как молодой гласный Московской думы отстаивал ассигновки на издание материалов для истории Москвы. Что-то общее чувствуется в мелком канцеляристе Забелине, будущем докторе русской истории, и в купеческом
Мне довелось еще встречаться с Николаем Александровичем, но немного. Видел я его два-три раза. Воспоминание о нем такое же, как у Рябушинского. Думается мне, что слово «огненный» тут вполне уместно.
Но я очень хорошо знал семью Александра Александровича, о которой я уже упоминал. С А. А. Найденовым, который принимал большое участие в промышленной и банковской жизни, мы встречались в правлениях разных предприятий, в частности в Северном страховом обществе, где он был директором правления.
Александра Герасимовна Найденова, одна из самых крупных московских домовладелиц, была также одной их самых больших благотворительниц, Яузское попечительство о бедных так и называлось «Найденовским». Она была большим знатоком русского фарфора, и дом ее на Покровском бульваре был как бы маленьким музеем. Я не раз бывал в этом доме, где принимали с легендарным найденовским гостеприимством.
Старший сын, Александр Александрович младший, был членом Совета Московского купеческого банка и Московского биржевого общества. Младший, Георгий Александрович, благополучно здравствует, проживает в Париже. Нас с ним связывает более чем пятидесятилетняя дружба.
П. Бурышкин
Солдатенковы
Происходят из крестьян деревни Прокуниной Коломенского уезда Московской губернии. Родоначальник их, Егор Васильевич, значится в московском купечестве с 1797 года. Но известной эта семья стала лишь в половине XIX века, благодаря Кузьме Терентьевичу, внуку родоначальника. О К.Т. Солдатенкове очень много говорит в своих воспоминаниях П. И. Щукин и приводит немало подробностей, характеризующих этого замечательного человека и современную ему эпоху и среду, в коей он вращался. Эту среду нельзя в строгом смысле слова назвать «купеческой» преимущественно. Там были представители интеллигенции. Были, конечно, и купцы, начиная с семьи Щукиных. С Иваном Васильевичем его связывала тесная дружба в течение более чем пятидесяти лет.
В былое время Кузьма Терентьевич торговал бумажной пряжей, но также занимался дисконтом. Впоследствии стал крупным пайщиком ряда мануфактур, банков и страховых обществ.
К. Т. Солдатенков снимал лавку в старом Гостином дворе, состоявшую из двух комнат, верхней и нижней. В верхней он обыкновенно занимался чтением газет, а в нижней И. И. Барышев, его конторщик и управляющий, стоял или сидел за конторкой и, если не было дела, то писал фельетоны для «Московского листка» под псевдонимом Мясницкий. Псевдоним этот был взят потому, что Барышев жил в доме Солдатенкова, на Мясницкой улице. В этом доме, где жил и сам Кузьма Терентьевич, было несколько богато отделанных комнат, имелось много хороших картин русских художников, большая библиотека и молельня. В последней служил сам Кузьма Терентьевич вместе со своим дальним родственником, торговцем церковными старопечатными книгами, Сергеем Михайловичем Большаковым, для чего оба надевали кафтаны особого покроя… Как пишет П. И. Щукин, «Солдатенков был старообрядец по Рогожскому кладбищу, что не мешало ему жить с француженкой, Клемансой Карловной Дюпюи. Клеманса Карловна очень плохо знала по-русски, а Кузьма Терентьевич, кроме русского, не говорил ни на одном языке».
У К. Т. Солдатенкова была большая библиотека и ценное собрание картин, которые он завещал Московскому Румянцевскому музею. Но самым главным вкладом в русскую культуру была его издательская деятельность. Его ближайшим сотрудником в этой области был известный в Москве городской деятель Митрофан Павлович Щепкин, отец Дмитрия Митрофановича, ближайшего, в свою очередь, сотрудника князя Г. Е. Львова по Земскому союзу и Временному правительству. Под руководством М. П. Щепкина было издано много выпусков, посвященных классикам экономической науки, для чего были сделаны специальные переводы. Эта серия издания, носившая название «Щепкинской библиотеки», была ценнейшим пособием для студентов, но уже в мое время — начало этого столетия — многие книжки стали библиографической редкостью.