Эндимион
Шрифт:
Ответить мне было нечего. Мы заговорили о другом – о цели нашего путешествия и о том, насколько изменились бывшие миры Сети после Падения.
– Если мы совершим посадку на Возрождении-Вектор, ты нас оставишь?
– Оставлю? – А.Беттик откровенно изумился. – Почему я должен вас оставить?
Я повел рукой.
– Ну… Мне подумалось… Я всегда считал, что ты хочешь обрести свободу, а потому расстанешься с нами на первой же более или менее цивилизованной планете… – Чувствуя себя полным идиотом, я замолчал.
– Я обрел свободу, когда вы взяли меня с собой, – проговорил андроид и улыбнулся. – Кроме того, месье Эндимион, на Возрождении-Вектор я никак не сойду за местного жителя.
Он сам затронул тему, к которой я подбирался уже давно.
– Ты можешь поменять цвет кожи. Прямо здесь, в автоматической операционной корабля… – Меня остановило
– Месье Эндимион, – произнес он, – вам известно, что андроидов не программировали. У них не было даже первичных параметров и азимотиваторов, как у ранних моделей ИскИнов, которые затем эволюционировали в Техно-Центр. Тем не менее в нас заложили определенные… э-э… инстинкты, главный из которых, естественно, – подчиняться человеку, если тот отдает разумный приказ, и не допускать, чтобы ему причинили вред. Мне говорили, что этот азимотиватор гораздо древнее биоинженерии и роботехники. Один из инстинктов касается цвета кожи.
– Но ведь ты можешь его изменить, верно? Если бы от цвета твоей кожи зависело, выживем мы или нет, неужели бы ты его не поменял?
– Конечно, поменял бы. Я существо, наделенное свободой воли. Тем более если бы у меня была столь сильная азимотивация, как стремление не допустить, чтобы вам с мадемуазель Энеей причинили вред… Но перемена цвета доставила бы мне много неприятных ощущений.
Так толком ничего и не поняв, я все же утвердительно кивнул, и мы сменили тему.
В тот же день я решил снова проверить, чем мы располагаем и на что можем рассчитывать. Находки отчасти превзошли мои ожидания, причем некоторые были настолько древними, что пришлось уточнять у компьютера, для чего они предназначались. Впрочем, назначение большинства предметов не вызывало сомнений – скафандры, обыкновенные и для работы в экстремальных условиях, четыре разборных мини-катера в специальных нишах, мощные фонари, все необходимое, чтобы разбить лагерь, осмотические маски, акваланги в комплекте с ластами и гарпунами, один электромагнитный пояс, три набора инструментов, два медпакета, содержимое которых отвечало самым высоким требованиям, шесть приборов ночного видения и инфракрасных визоров, то же количество шлемов с микрофонами и видеокамерами, а также комлоги. Я вырос на планете, где не существовало инфосферы, поэтому с комлогами дела не имел, и мне пришлось обращаться за сведениями к компьютеру. Среди комлогов были как старинные – тонкий серебряный браслет из тех, что были в моде десятки лет назад, – так и неизмеримо более древние, весьма увесистые и размерами с книгу. Все можно было использовать в качестве коммуникаторов и хранилищ информации, через каждый не составляло труда подключиться к местной инфосфере и – в особенности через ранние модели – к планетарным мультилиниям и мегасфере.
Я подержал один из браслетов на ладони. Он почти ничего не весил. Бесполезная штучка. Со слов охотников мне было известно, что на некоторых планетах возникли примитивные инфосферы – к числу таких планет относилась и Возрождение-Вектор, – однако мультилинии, столь оживленные в былые времена, по-прежнему бездействовали… Я хотел было положить комлог обратно в обитую изнутри бархатом коробку.
– Рекомендую держать при себе, – сказал корабль, – особенно если вы собираетесь время от времени покидать борт.
– Почему? – спросил я, оглянувшись.
– Я бы мог загрузить в него всю информацию, которой располагаю. Она может вам пригодиться.
Я пожевал губу, прикидывая, стоит ли связываться с компьютером, у которого не все в порядке с памятью. И вдруг мне отчетливо послышался голос бабушки: «Никогда не пренебрегай знаниями, Рауль. В жизни человека, который стремится постичь, как устроена вселенная, важнее знаний только любовь и честность».
– Хорошая мысль. – Я защелкнул браслет на запястье. – Когда начнешь загрузку?
– Уже закончил.
Перед тем как мы прыгнули к Парвати, я уже проверил оружие и окончательно удостоверился, что с таким арсеналом нам не справиться даже с одним швейцарским гвардейцем. Но теперь меня интересовало другое.
Вы замечали, насколько старомодными выглядят бывшие в употреблении вещи? Скафандры, мини-катеры, фонари – да практически все на борту звездолета казалось древним, чуть ли не ветхим. К примеру, на корабле не было ни единого силового скафандра; все без исключения предметы своими очертаниями и цветом походили на исторические голограммы. Но вот что касается оружия… Не менее старинное, чем все остальное, оно было мне хорошо знакомо.
Консул, по всей видимости, был заядлым охотником. Я обнаружил пять или шесть дробовиков, которые хранились в рундуке в полном соответствии с правилами. С любым из них можно было хоть сию минуту отправляться на болота стрелять уток. Среди них нашлась и маленькая двустволка калибра ноль триста десять, и винтовка двадцать восьмого калибра. Я выставил в коридор помповое ружье шестнадцатого калибра и положил рядом коробку с патронами.
Лучевое оружие заставило меня восхищенно присвистнуть. Консул явно принадлежал к числу коллекционеров, ибо эти винтовки помимо своего прямого назначения являлись также настоящими шедеврами – затейливая резьба на прикладах, вороненая сталь, ручная работа… За тысячелетие с лишним, которое отделяло нас от двадцатого века, когда производство смертоносного, дешевого и уродливого, как металлические дверные запоры, оружия было поставлено на поток, некоторые люди, включая и нас с Консулом, научились ценить красоту предметов, изготовленных вручную и в ограниченном количестве. Моему взгляду предстали охотничьи карабины, плазменные винтовки (в армии мне растолковали, что плазменные заряды, естественно, представляют собой сгустки энергии, а выстрел всего-навсего придает им ускорение); два обильно украшенных резьбой лазерных ружья (ну и сочетаньице, не поймешь, что древнее – оружие или название), похожих на то, из которого месье Херриг не так давно (Господи!) застрелил Иззи, иссиня-черная универсальная десантная винтовка ВКС – очевидно, наподобие той, какую привез триста лет назад на Гиперион полковник Федман Кассад; громадный винчестер, из которого Консул, должно быть, стрелял на какой-нибудь планете динозавров, и три пистолета. «Жезлов смерти» в коллекции не было, что меня сильно обрадовало: терпеть не могу эту гадость.
Я прихватил плазменную и десантную винтовки, а также один пистолет.
Винтовка ВКС выглядела по сравнению с остальными просто уродиной, но я быстро понял, почему многие считали это оружие незаменимым. Она объединяла в себе плазменную винтовку калибром восемнадцать миллиметров, лучемет с регулировкой мощности и гранатомет, позволяла стрелять пучками электронов, самонаводящимися дротиками и осветительными зарядами – в общем, с ее помощью нельзя было разве что приготовить обед. (Впрочем, в полевых условиях не составляло труда устранить этот недостаток – следовало только установить луч на малую мощность.)
Перед прыжком к Парвати я прикидывал, не встретить ли гвардейцев с десантной винтовкой наперевес – но сообразил, что современные боевые скафандры выдержат ее огонь, и, честно говоря, испугался, что моя попытка только разозлит солдат Ордена.
Теперь я пригляделся к винтовке повнимательнее: если нам придется покинуть корабль и если мы столкнемся с каким-нибудь дикарем или олухом вроде тех, что служили в гиперионских силах самообороны, нечто подобное вполне может пригодиться. В конце концов, правда, я решил ее не брать: во-первых, она была страшно тяжелой – чтобы постоянно ходить с таким оружием, требовался старинный скафандр ВКС с экзоскелетом и автономным питанием; во-вторых, под рукой не имелось ни дротиков, ни гранат, ни плазменных обойм, а лучемет следовало время от времени заряжать. Я положил винтовку обратно. А может, она действительно принадлежала легендарному полковнику Кассаду? С одной стороны, винтовка, что называется, не вписывалась в коллекцию Консула, с другой – Консул знал Кассада и мог сохранить оружие в память о товарище.
Я спросил у компьютера, но тот, естественно, не помнил.
– Надо же, – пробормотал я. – Как странно!
Пистолеты выглядели даже древнее, чем десантная винтовка, однако внушали оптимизм. Каждый из них являлся произведением искусства, но заряжался такими обоймами, которые можно было приобрести по сей день – по крайней мере на Гиперионе (за миры, на которых нам предстояло побывать, я, разумеется, поручиться не мог). Самым крупным был пистолет-пулемет Штайнера-Джинна калибра ноль шестьдесят. Оружие серьезное, но слишком увесистое: обоймы весили почти столько же, сколько пистолет, да и патронов к нему требовалось громадное количество, ибо он стрелял очередями. Я положил «Штайнер» на место и взял второй пистолет. Маленький и легкий, тот заряжался дротиками и вполне мог оказаться прадедушкой игломета, из которого меня пытался прикончить месье Херриг. К пистолету прилагалось несколько сотен патронов – в обойму входило пять; каждый патрон содержал в себе несколько тысяч крошечных дротиков. Ничего не скажешь, наиболее подходящее оружие для того, кто стреляет не слишком метко.