Энергия подвластна нам
Шрифт:
Уж так ведётся – о чаркой гостя встречают, чтоб без обиды! Но вторую порцию «принял» только Заклинкин. Хозяйка не стала гостей принуждать:
– Уж коли больше не хотите, так отложим до вечера, как наши с поля приедут.
Когда шофёр секретаря райкома, подкрепившись, собирался ехать обратно, в горницу пулей влетела внучка и пискнула:
– Идёт, вернулся! Уж на берегу!
Алексей вышел вслед за вестницей и увидел брата на тропинке, проложенной через огород к берегу озера. Небогатая добыча упала из рук Николая Сергеевича:
– Как? Ты? Алексей?
Братья обнялись. Николай был так удивлён, что не находил слов. А Алексей держал его за плечи и повторял:
– А ну, а ну! Дай на тебя посмотреть!
Им помешал вышедший во двор Заклинкин. Сняв ружьё и патронташи, Николай повесил их на изгородь и увёл брата на берег. Они уселись на дно опрокинутой долблёной лодки.
– Я очень рад тебя видеть, Алёша! – сказал Николай. – Счастлив, что у нас дома всё благополучно. Да, мне было очень плохо, но сейчас всё прошло. Замечательно, что Павел Иванович выдержал характер и вас не беспокоил зря. Но ты – здесь! Каким образом? Я до сих пор не верю своим глазам!
– Меня вызвал Станишевский! – очень серьёзно ответил Алексей.
– Меня вызвал Станишевский, – повторил Алексей Фёдорович. Он внимательно смотрел на резкий профиль брата. Николай медленно опустил руку в карман и достал портсигар. Заметив странное впечатление, которое произвела фамилия Павла Владиславовича на брата, Алексей Фёдорович, привыкший к внезапным вспышкам неровного характера Николая, встал, положил ему руки на плечи и рассмеялся:
– Коля, да ты что, – недоволен, что я приехал? Сердишься на что-то?
Почти десятилетняя разница в возрасте и спокойная сила Алексея Фёдоровича всегда благотворно влияли на брата. Николай сдвинул смятую фуражку на затылок:
– Я скажу тебе… То, что случилось со мной, было настолько необычайно, что я хотел сам, ты понимаешь? Я сам хотел всё понять, что было, и осмыслить. Я хотел вернуться домой и сказать дяде: «Вот что было». Ты понимаешь? Ведь это для меня экзамен!
Он замолчал. Его глаза смотрели на гладь озера, – туда, где стена камышей закрывала горизонт.
– Мы никогда, никогда не говорили с тобой об этом. Но ты знаешь, так же как и я, как ко мне относится дядя Фёдор!
Алексей сделал движение и хотел что-то сказать, но Николай продолжал:
– Знаю, знаю! Ты скажешь, что он меня любит. Знаю, но ты пойми, – он считает меня неудачником. Помнишь, как он сказал маме два года назад: «Он не зрел, а пора бы!» – и приказал мне начать работу в Институте, заставил меня изменить специальность. А я ведь уже не ребёнок и не подросток. Дядя прав, вот что тяжело. И я знаю, что он недоволен и тем, что я до сих пор вне партии, а мне уже тридцать лет. Я повторяю себе и тебе – это для меня экзамен. Поэтому я хотел быть здесь один!..
Опять молчание. Лёгкий ветерок приносил звуки работавших в полях комбайнов.
– Я убежал, если можно так выразиться, из больницы именно из-за Станишевского. Он не только чуть ли не допрашивал меня сам, но и приставил ко мне наблюдателей. Ты был в больнице?
– Там
– Да ты пойми, я готов перед ними преклоняться, но эти расспросы!.. К тому же, я не выношу больничной обстановки! Довольно я провалялся на койке во время войны!
По берегу прошла и поздоровалась с братьями женщина с ведром в руке. Бежавший за ней мальчуган смело заявил:
– А ты сегодня мало настрелял, я видел!
В огороде показался Заклинкин. Бросив на него взгляд, Николай спросил:
– А это кто с тобой приехал?
– Случайный спутник, москвич, в отпуску. Хочет быть твоим коллегой по истреблению уток.
Анатолий Николаевич подошёл и был представлен. Он сделал вид, что не заметил нетерпеливой небрежности, проявленной к его особе Николаем Сергеевичем, и отправился на «прогулку» по берегу озера – зарабатывать репутацию охотника: «назвался груздем, полезай в кузов!»
Братья проводили его глазами.
Зная дорогу к сердцу того, кто вырос на его глазах, старший скромно попросил младшего:
– Ты меня не гони, Коля! Во-первых, мне здесь всё очень нравится. У меня есть время. Отец был счастлив, узнав, что ты вне всякой опасности, и посоветовал мне отдохнуть вместе с тобой. Наконец, если ты захочешь, я, может быть, смогу тебе помочь…
– Алёша, дорогой, прости меня за странный приём! Конечно же, мы всё обдумаем вместе! Я уехал сегодня на озеро, чтобы в камышах спокойно думать. Слушай… Нет, давай завтра утром поедем на то озеро, и я там буду тебе рассказывать всё по порядку. А сейчас нам могут помешать. Ты мне не давай говорить.
Они медленно пошли к дому. По дороге младший сорвал большой зелёный огурец и угостил старшего. Хозяйка, Фёкла Ивановна, встретила неугомонного охотника дружелюбными упрёками:
– Затемно уехал, куска в рот не положил. Охотник!.. Садись-ка к столу!
Алексей Фёдорович с удовольствием смотрел, как его брат с большим аппетитом обедал за столом в кухне – на правах члена семьи. Николай заметно похудел, был бледен, но Станишевский говорил, что это естественно…
Через сельского связиста была послана общая телеграмма домой, и Николай Сергеевич лёг спать – недавняя болезнь всё же сказывалась. А старший брат поговорил с Фёклой Ивановной, пошутил с Шурой-Сашурой, посидел у озера и сам сорвал ещё пару сочных огурцов.
До чего же хороши огурцы! Да, за многие годы Алексей впервые чувствовал себя так просто и хорошо. Нужно поскорее, – послезавтра, прочесть лекцию в Чистоозерском!
Заклинкин явился под вечер, грязный, мокрый, усталый. Фёкла Ивановна критически посмотрела на «пустого» охотника, но «рубаха-парень» Толя сумел вызвать улыбку у отдохнувшего Николая Сергеевича.
– Такая масса уток, но, знаете, они – осторожные! И, потом – там глубоко. Я промахнулся, но потом одну очень большую застрелил. Только она уплыла в камыш. А что это за птицы с большими носами? – и Заклинкин довольно удачно изобразил крик кроншнепа: «ку-у-уль».