Энергия подвластна нам
Шрифт:
Каждый тоннель служит вместилищем для нескольких сот бронированных кабелей. На глубине почти одного километра эти кабеля десятками тысяч тонких жил органически сливаются с лежащей в глубине чудовищной массой металла.
Электромагнитные силы Красноставской по воле операторов производили различное действие. Отсюда и принятое на Станции выражение – «серии». Оказалось возможным влиять на все виды волновой энергии. Первая «серия», или поле, притягивала потоки энергии. Под её воздействием токи энергии меняли своё направление. Варьируя включение мощностей, оператор мог отклонять потоки и изменять их направление, за исключением световой энергии, на которую
Но была на вооружении Красноставской и так называемая вторая «серия» – второе поле. Опираясь на энергию подземной массы железа, генераторы Станции создавали колоссальное электростатическое поле. Оно могло как бы охватить пространство над всем северовосточным полушарием Земли и дальность его влияния выходила далеко за пределы орбиты Луны.
Здесь ещё не место говорить о том, какие конечные задачи преследовала концентрация подобных грандиозных сил и о каких целях, о каком синтезе сил думали учёные как о предельном назначении Красноставской. Это выходит за рамки нашего рассказа об одном из эпизодов великой борьбы за мир, за жизнь.
Важно отметить только, что электростатическое поле Станции Особого Назначения повелевало всеми видами энергии: ему были послушны даже всепроницающие космические лучи. Все потоки атомных частиц и осколки атомных ядер отбрасывались по направлению, диаметрально противоположному их движению. Отсюда и возникло общепринятое в кругу учёных название, сначала казавшееся условным, а потом ставшее привычным, – «щит»!
Встретив «щит», потоки идущей извне энергии устремлялись назад, меняя свои электрические заряды. Обратное движение осуществлялось с силой тем большей, чем больше была первоначальная энергия поступательного движения.
Только дважды до сих пор Красноставская была испытана на полную мощность отражения, на полную силу «щита».
…Фёдор Александрович повернулся к Степанову и сказал ему:
– Я хочу, чтобы сегодня был поднят «щит» полной мощности! Вы понимаете меня? Вы будьте здесь, но пусть они работают сами, – пусть они работают сами, Михаил Андреевич! Вы все взрослые… и вы и они тоже! Я буду только наблюдателем извне.
Во все дни августа этого года, обильного в западных частях страны частыми дождями и грозами, сменявшими необычайный летний зной, над восточными степями небо было неизменно чистым, безоблачным.
Спокойно догорала на темнеющем небе жёлтая вечерняя заря, предвещая на следующий день такое же тихое, ясное утро.
В километре от Красноставской с её сложными сооружениями – металлическими опорами, сетью проводов и длинными, гибкими щупальцами антенн, стоит высокий холм.
На вершине холма ещё сохранился кусок круглой стены, изъеденной временем. Кругом лежат осыпавшиеся камни развалившейся башни – памятника давно угасших жизней.
Один из строителей Энергетической Станции Особого Назначения, любитель древности, копаясь в свободные минуты в развалинах, нашёл кусочки изразцов с дивной вязью восточного рисунка. Нежная прелесть причудливых изображений и богатство красок говорили о высокой культуре ремесла людей, построивших некогда эту круглую башню.
Неутомимые кирка и лопата открыли, наконец, любителю-археологу
Здесь устроили маленькую обсерваторию и метеорологический пункт. Отсюда днём Красноставская была видна, как на ладони.
Фёдор Александрович пришёл сюда, когда уже начинало темнеть. Сегодня ему хотелось остаться только наблюдателем. Там, внизу, у приборов управления станцией, часы дадут сигнал ровно в двадцать часов по московскому времени.
Смеркается. Дымкой затягивается ажурный амфитеатр Красноставской. Зажигается первая вечерняя звезда. На западе висит серебряный серп молодой Луны. Влево, в посёлке, загораются первые огоньки в окнах домов.
Фёдор Александрович сидит на плоском камне, на холме, опираясь спиной о стену обсерватории. Здесь хорошо, тихо… В памяти мелькают без всякой связи, навсегда, казалось, забытые отрывки прошлого. Видит он себя студентом, молодым инженером. А вот угодливое, крысиное лицо подрядчика с бегающими глазками, прячущими наглую уверенность, и звучит вкрадчивый тенорок: «Вот-с, не угодно ли, замеры работ. Всё так точно. Комар носу не подточит… Вы извольте подписать, а это денежки вам-с…» И потом тот же голос, злобный и громкий: «Неженку строите? Все берут! Не смей драться! По суду ответишь!!!» Боже, как давно это было, да и было ли?
И видит себя Фёдор Александрович первый раз поднимающимся на кафедру университета. Первая лекция!.. Чувство неуверенности и стеснения, – тогда он ещё не умел видеть близких и родных в молодых лицах студентов.
Жизнь началась после семнадцатого года. Отсюда воспоминания ясны, точны. Он многого не понимал сначала, он был плохо подготовлен. «Наука вне политики», – так многие уверяли тогда, в том числе и те, с мнением которых он считался… Теперь же эти люди кажутся наивными, ограниченными. Эпоха детства, да… Как много он узнал! Наука может быть только партийной. Вне этого – хаос, блуждание, ошибки, путь впотьмах и без цели… Синтез знаний! Как всё связывается и всё оправдывается! Организация людей, организация энергии, – всё разумное, возможное, реальное…
И перед Фёдором Александровичем возникает образ Председателя полугодичных собраний. Он слышит его голос: «…учёные выполнят свою задачу…»
– Да, мы выполним! – отвечает Фёдор Александрович. Он встаёт, вынимает часы и смотрит на циферблат. Семь часов пятьдесят пять минут по московскому времени. Началось пополнение батарей. «Щит» может быть дан немедленно. Но он назначил время, – ровно в двадцать часов!
Красноставская может дать «щит» и самостоятельно, без помощи Соколиной Горы. Но это разрядит её батареи, придётся ждать пополнения.
Фёдор Александрович смотрит на лунный серп. Когда можно ждать удара оттуда? Высчитано всё: сила, могущая прийти, подсчитана. Но когда она придёт? Нужно предусмотреть всё. И в тот момент, когда на пятне Луны, отражённом на металле экрана под глазом Красноставской, появится яркая точка, когда приёмники Станции уронят предупредительный сигнал – «гкх», «гкх», тогда нельзя будет встретить решительную секунду с разряженными батареями!
На часах академика чёрные стрелки на светящемся циферблате показывают восемь часов без нескольких секунд.