Энси - Хозяин Времени
Шрифт:
— Позвони Фрэнки, — сказал я маме.
Мама покачала головой:
— Пока не нужно.
— Нет нужно! — настаивал я. — Позвони Фрэнки!
— Если я это сделаю, он все бросит и помчится сюда на машине от самого Бингэмптона — глухой ночью и в такую погоду и, конечно, со скоростью сто миль в час! Нет уж, спасибо, двоих пациентов одновременно мне не вынести. Позвоним ему завтра.
Я порывался запротестовать, но тут до меня дошло. Даже не видя глаз моей мамы, я понял. Вся семья собирается у смертного одра. Значит, покуда Фрэнки здесь
Мой телефон затрезвонил опять, и я попросту выключил его. Неужто народ и правда думает, что я сейчас в настроении отвечать на звонки? Как будто их желание узнать новости важнее моего нежелания о них говорить.
Спустя час вышел доктор и спросил миссис Бенини. Я пропустил это мимо ушей, но мама сказала:
— Вы имеете в виду Бонано?
Доктор заглянул в карточку и поправился:
— Да, Бонано.
На миг мне кажется, что сейчас и со мной случится сердечный приступ. Мы все встаем.
— Миссис Бонано, — продолжал врач, — у вашего мужа имеет место острая закупорка ко...
Дальше я уже не слышу, застряв на двух словах: «имеет место».
Имеет.
Настоящее время! «Имеет» означает — «есть сейчас», не «была». Это значит, что мой папа жив. Никогда раньше я не испытывал такой благодарности к грамматике. Клянусь больше никогда не обращаться с глагольными временами как попало.
— Ему понадобится срочная операция — коронарное шунтирование, — сказал доктор. — Тройное, в сущности.
Я так полагаю, одно то, что они наделили болезнь папы именем — это уже хороший знак. Раз они знают, что им делать, то они смогут это сделать, так ведь? Однако мама прикрыла рот ладонью, и из ее глаз забил новый фонтан слез. Значит, плохи дела.
— Операция долгая, но ваш муж — боец, — сказал доктор. — И это дает мне надежду, что все будет хорошо. — Помолчав, он добавил: — На втором этаже есть часовня, если вам хочется побыть в уединении.
А вот таких слов людям, у чьих близких якобы все будет хорошо, не говорят.
Врач пообещал держать нас в курсе и исчез за двойными дверьми. Мама не проронила ни слова. Мы с Кристиной не проронили ни слова. Только тетя Мона прокомментировала:
— А все потому, что он ест нездоровую пищу. Масса холестерина! Я его уже сколько лет предупреждала! Наш отец, царствие ему небесное, скончался от того же, но разве Джо меня слушает?!
Когда я учился в восьмом классе, у нас был курс геологии. Мы изучали вулканы. Некоторые из них предсказуемы, плюясь магмой по расписанию, другие же просто взрываются ни с того ни с сего. Камень раскаляется до такой степени, что превращается в газ, и тогда сила извержения сравнима со взрывом водородной бомбы.
Это самое близкое объяснение тому, что произошло в следующее мгновение. Едва только тетя Мона открыла рот, как я почувствовал нарастающее внутри давление, и проконтролировать взрыв у меня не было ни малейшей возможности.
Мама поняла, что происходит, и попыталась остановить меня, но я оттолкнул ее руку. Сейчас меня никто на свете не мог остановить, даже родная мать.
— Заткни свою поганую пасть! — заорал я. Все сидевшие в комнате ожидания уставились на нас, но мне было до фонаря. — Заткни свою поганую пасть, пока я сам ее тебе не заткнул! — Мона ахнула и застыла с разинутым ртом, потеряв дар речи. Я стоял и буравил ее взглядом. — Сидишь тут, зудишь, учишь всех жить, никак не угомонишься!
А потом я сказал ЭТО. Сказал слова, которые зрели в моей душе с того самого момента, когда папа упал на сцене:
— Лучше б это была ты!
Тетя посмотрела на меня так, будто я вогнал ей в сердце кинжал.
— Энтони! — Мама задохнулась и больше не смогла ничего сказать.
Я прожигал Мону взглядом. Еще чуть-чуть — и она задымится.
— В этой операционной должна была лежать ты! Как бы мне хотелось, чтобы это ты умерла вместо него!
Вот я и вылил все, что накипело. Мона почувствовала силу моей ненависти. Ее почувствовали все в помещении.
И тут откуда-то сбоку послышался тонкий голосок. Кристина сказала:
— И мне тоже...
Внезапно в приемной словно вакуум образовался, и стены начали сдвигаться. Бежать, бежать отсюда! Я даже не помню, как ушел. Следующее, что помню — я на крытой парковке, ищу и нахожу наш автомобиль. Ключа у меня не было, но мама в панике забыла закрыть машину. Вот и хорошо, потому что иначе мне пришлось бы выбить окно. Я даже почти что хотел его выбить.
Я сидел в машине, до того провонявшей тети Мониными духами, что становилось дурно, и колотил по приборной доске. Ух эта Мона, душескреб и мозгоед, просто какой-то пропеллер для нагнетания стресса в человеческом обличье! Гонит, гонит волну, пока все вокруг не утонут. Ну почему это не она там, на операционном столе? Почему?!
К тому моменту, когда пришла мама, я уже начал остывать. Она села в машину.
— Без нотаций! — рявкнул я еще до того, как она открыла рот.
— Без нотаций, — тихо согласилась она.
Мы сидели молча, а потом она сказала:
— Тетя Мона решила, что ей лучше остановиться в гостинице напротив больницы. Так, мол, ей будет сподручнее навещать папу.
Из чего следовало, что в нашем доме ее не будет. Интересно, увижу ли я ее вообще когда-нибудь. Хотя не все ли мне равно — увижу, не увижу...
— Отлично.
Я, может, и остыл, но это ни на йоту не изменило того, что я выплеснул, причем со всей искренностью. И тут мама сказала такое, чего я не ожидал.
— Энтони... Знаешь, а ведь я тогда думала то же самое.
Я воззрился на нее, неуверенный, что правильно расслышал:
— Что?
— С того мгновения, когда я поняла, что у папы инфаркт, я старалась избавиться от этой мысли, а она все крутилась и крутилась в голове: «На месте Джо должна была быть она... это должна была быть она...» — Мама закрыла глаза. Я видел, как она пытается избавиться от этих недостойных чувств. — Но, сыночек дорогой, пойми: есть вещи, которые нельзя произносить вслух.