Эпилог
Шрифт:
Я долго плескалась у раковины, прежде чем со щек сошла бледность. Определенно, во всем виновато солнце. Запершись в библиотеке, я забыла о том, каким коварным может быть лето. В следующий раз нужно надевать шляпу с полями и гулять под зонтиком, причём утром или вечером, а не на полуденном пекле.
Егор не узнал и не заметил. А вечером мне опять поплохело. Ужин пошел насмарку, и муж обеспокоился:
— Выглядишь нездоровой. Давай вызовем врача.
— Не нужно. Я и сама могу определить симптомы. Это тепловой удар. Перегрев на солнце. Я пью много воды, полежала в прохладной
— Это от переутомления. Ты целыми днями сидишь в библиотеке, даже о бассейне забыла. Скоро ослепнешь, — упрекнул Егор.
— Сижу, потому что жду документы от Рубли. И мне действительно лучше.
— Ладно, — согласился он неохотно. — Дай-ка, посмотрю. Покажи язык… Зрачки в норме… Слабости нет? Сколько пальцев на руке?… Эвка, не смейся, а то позвоню врачу… Жара нет, озноба тоже. Не похоже на отравление. Сиди в тенечке и не вылезай на солнце.
Есть, мой командир. Так, с унитазом пообщались, и желудок опустел. Зато захотелось винограду. Страсть как захотелось, и побольше.
Егор удивился, но вызвал горничную, которой передал мой заказ. Я слупила в присест больше двух килограммов и икала от переедания, но уснула довольной и сытой.
По утрам муж собирался на работу, и я тоже просыпалась, каким бы крепким ни был сон. Наверное, по привычке. Не могла свыкнуться с тем, что не нужно спешить в институт, и что Егор куда-то уезжает, а мне остается маяться от безделья.
Несмотря на то, что поездка на побережье обрела явственные очертания, Егор не спешил увольняться. Иначе бы он помер от праздности. Муж договорился с начальством об открытой дате ухода с работы, а именно: чтобы первый день неявки считался основанием для увольнения и расчета. И руководство компании пошло навстречу ценному специалисту.
— Эвочка, я позавтракаю с дедом, а ты ложись и отдыхай, — велел мой трудоголик.
— Я и так заотдыхалась. И устала ждать.
— Будь терпеливой. Проблема решится со дня на день.
Муж поцеловал меня и ушел, а Кот соскочил с кресла и растянулся на подушке. Хитрец. Дождется, когда Егор уйдет и оккупирует пухоперовое раздолье.
Побродив неприкаянно по комнате, я вышла на балкон. Зевая, полюбовалась яркими клумбами, посмотрела, как мужчины в комбинезонах разравнивают щебень на подъездной площадке, и отправилась в кровать. Дай, думаю, полежу, поворочаюсь. Всё равно сна ни в одном глазу, потому как гложут тревожные думы.
И поворочалась. Проснулась и подскочила как ужаленная: за окном время идет к полудню! Ох, и засоня. И Кот не разбудил, а дрых еще крепче, чем я.
Завтрак прошел в одиночестве, вернее, в компании Кота на отдельном стуле и в отсутствии аппетита. Экономка заметила вялое ковыряние вилкой и, памятуя о недавних вкусовых пристрастиях, предложила отведать винограда, отчего меня опять затошнило.
— Спасибо. Если не затруднит, я хотела бы жареную рыбу. И чтобы с корочкой.
— Какую? — женщина нисколечко не удивилась тому, что я не прошу на завтрак овсянку на воде. Хотя чему удивляться? Время-то обеденное.
— Любую, но зажаристую.
Через десять минут к столу подали форель, обжаренную до хрустящей корочки, и я проглотила ее в присест, попросив добавки.
День прошел в библиотеке за чтением книг о тканях, о выращивании и переработке льна, хлопчатника, о шерсти и прядении, а еще о получении пеньки и джута. Не уверена, пригодится ли почерпнутая информация или окажется бесполезной, но и сидеть, сложа руки, не было мочи.
Бессмысленное ожидание выматывало. Прошел еще один день, Рубля выздоровел и взялся за государственные дела, которых накопился непочатый край. Почему он тянет и не подписывает бумаги? Потому что не доверяет Мелёшиным! — осенило меня. И не доверяет моему отцу. Я и Егор — заложники, которых нельзя отпускать из столицы.
Чтобы в одиночестве не сойти с ума от неожиданной догадки, я набрала номер Егора и предложила встретиться в городе после работы.
— Давай поужинаем где-нибудь. В "Инновации", например.
Он согласился. "Эклипс" самого старшего Мелёшина отвез в столицу, и охранник сдал меня мужу, дожидавшемуся у дверей кафе.
— Не поверишь, но я рада здесь оказаться. Хотя бы для того, чтобы просто посидеть с тобой, — призналась Егору, когда мы расположились на диванчике, и официантка принесла меню. — А ведь когда-то я зареклась сюда ходить.
— Помню-помню, — улыбнулся он. — У тебя на лице было написано: "Долой зажравшихся богатеев!" Когда ты разгадала мой план, я понял, что нужно тикать, иначе меня прикончат на месте.
— Ты раскрутил Петю на сто висоров. Нет, даже больше, чем на сто. А твоя подружка заказала диетическую бурду… Вот! Чоху-боху, — ткнула я в картинку на меню и невольно сглотнула, когда бурая масса вяло качнулась в высоком бокале.
Наверное, и побледнела тоже, потому что Егор спросил:
— Как самочувствие?
— Так себе. Не пойму, — ответила я, сглатывая и сглатывая подступившую тошноту.
— Эва… — начал он, но тут зазвонил телефон. Егор выслушал и отключился. — Собирайся, мы едем. Рубля подписал бумаги. Дорога каждая минута.
— Почему? Как? — засыпала я вопросами, когда "Турба" вырулила из кармана с визгом тормозов.
— Один из высокопоставленных армейских чинов признался в планируемом заговоре.
— Значит, предатель найден, и всё кончено?
— Вряд ли. Око не ошибается. Но Рубля на радостях подписал пачку бумаг и наши документы в том числе. Семут отправил их с курьером в алую зону. Мы должны уехать как можно скорее.
— Когда? На этой неделе?
— Сейчас. Рубля отдал приказ об арестах членов семей политических преступников. Понимаешь, что это означает?
Понимаю. Начинается полномасштабный террор. Как полвека назад.
Получается, вместе с обвиняемым в предательстве будет отвечать его семья. Вот почему увозят и прячут жен с детьми по провинциальным городкам. Потому что надеются, что длинные руки Рубли не дотянутся до периферии.
Ладно, паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Егор говорил, в столице проживает около шестидесяти процентов невидящих. Коснется ли их передел власти или обойдет стороной? Хотя профессор уверенно заявил, что низшие социальные слои не пострадают.