Епитимья
Шрифт:
Эвери, споткнувшись, рухнул на колени. Не может быть, чтобы это произошло со мной, не может быть...
Казалось, звук выстрела и ощущение удара в плечо совпали. Когда же пуля успела долететь до него?
Он закрыл глаза и свернулся в клубок. Его правое плечо было влажным. Почему же я не чувствую боли — может быть, от шока? Если не считать липкой влажности и жжения — почти никаких ощущений.
Гораздо хуже было ожидание следующей пули. В воздухе запахло порохом. И тотчас же подвал ожил: послышалось
А Джимми все кричал:
— Что ты делаешь? Не стреляй в него! Не стреляй!
...Джимми сидел на корточках рядом с Эвери.
— Дай-ка я взгляну.
Джимми перевернул Эвери, чтобы взглянуть на его спину. Молчание друга привело Эвери в состояние ужаса. Он пытался спросить, что там, но лишь беззвучно шевелил губами.
Наконец он услышал голос Джимми:
— Все не так уж плохо. Тебе очень больно?
Эвери отрицательно мотнул головой, хотя ему все больше и больше казалось, что его плечо раздроблено кувалдой.
Потом он увидел над собой Морриса, небрежно державшего в руке револьвер, опущенное дуло находилось всего в нескольких дюймах от его виска.
— Отойди от него.
— Знаешь, ты настоящий ублюдок, — бросил ему в лицо Джимми. — Почему ты выстрелил в него? Ведь он ничего тебе не сделал. Неужто ты такой долбаный слабак, что боишься Эвери?
— А следующим будешь ты, если не отойдешь от него. Сейчас же! — Его рык напугал Эвери, он вскочил.
И тут же у него начался озноб. Ему стало холодно, очень холодно.
— Погляди-ка, он в шоке, ему плохо. Видишь?
Дуайт взвел курок.
— У него тубы синеют, — сказал Джимми, но его голос уже потерял напористость, и последние слова он произнес шепотом.
Ответ Дуайта был лаконичен и бесстрастен. Так говорят о погоде.
— Я тебя убью.
Джимми встал и попятился к стене, бормоча на ходу:
— Все будет хорошо, Эвери. Успокойся, парень.
Моррис указал Джимми револьвером на один из последних ящиков со словами:
— Вон тот, последний, твой. Ступай, заползай в него и веди себя тихо.
Моррис дрожал. Казалось, он прислушивается к какому-то голосу, который принадлежал неизвестно кому. Склонял голову набок, пожимал плечом, стараясь получше расслышать, понять, что ему говорили. И шептал про себя: «Я делаю, тетя, я все делаю как надо».
Повернув голову, Эвери заметил, что девочка с длинными волосами, ящик которой он успел открыть до того, как Моррис спустился вниз, вылезает из него. Эвери так хотелось просигналить ей: беги, пока Моррис занят Джимми, беги и приведи кого-нибудь на помощь. Но едва она попыталась встать, как тут же свалилась обратно — как подкошенная. .
Сколько же она пролежала в этом подвале? — думал Эвери.
Шум привлек внимание Морриса, и он бросился к девочке, размахивая у нее перед носом револьвером.
— Шлюха! — орал он. — Отправляйся на свое место!
Схватив ее за волосы, он швырнул ее обратно в ящик. Эвери слышал, как она ударилась головой о фанеру, застонав от боли. Но встать из ящика больше не пыталась.
— Сейчас все начнется, тетя, — сказал Моррис.
Эвери, перекатившись по полу чуть ближе к стене, следил за действиями Дуайта. Вот он достал из-под лестницы большую картонную коробку. Затем вытащил из нее кучу тряпья. Вот извлек старые носки, нижнее белье, разорванные в клочья простыни. Потом вернулся к ящику, в котором была девочка, и забросал ее тело тряпками.
Затем он достал жестянку с бензином.
— Нет. — Эвери удалось произнести вслух это слово, но сил у него было так мало, что звук скорее походил на слабое карканье.
Моррис налил в ящик бензина, и девочка закричала — это был тихий трепетный крик боли и ужаса. Эвери съежился.
Дуайт захлопнул ящик — крышка встала на место. А бензин уже наполнил подвал своими едкими, удушающими парами.
Превозмогая боль, Эвери пополз в направлении лестницы. Он должен выбраться отсюда. Теперь его гнал вперед слепой ужас, инстинкт выживания, он должен избежать гибели в огне, который, как он понял, скоро пожрет его.
— Куда, молодой человек?!
Эвери остановился, чувствуя леденящий холод, дурноту и головокружение одновременно.
Элис Мартин знала, что разумнее всего вызвать полицию. Но она побежала через дорогу, завернувшись в свой синий шерстяной шарф, укрывший ее до самого носа. Наверное, ее сын все же прав.
Но что за беда, если до того, как вызвать полицию, она проверит сама, что там творится, в доме этого Морриса. И что тут такого, если до звонка в полицию она убедится, что в доме кто-то есть?
Ведь полиция в это время года очень занята. Элис двинулась к дому Морриса, размышляя по дороге, что подумают соседи, если увидят, что она бродит в темноте и заглядывает в окна.
И вот она у окна гостиной. Лунный свет освещал комнату серебристо-серым сиянием. И в этом сиянии комната обнаружила почти полную пустоту: глубокое кресло и торшер — вот и вся мебель.
Но что это там, в углу, скрытое в тени кресла? Элис прижалась лицом к холодному стеклу, стараясь разглядеть получше.
Кажется, на полу кто-то лежал. Похоже, мужчина...
Элис с трудом сглотнула, перевела дыхание. Там действительно кто-то лежал. Но кто и почему?
Элис поднесла руку ко рту. Ей очень хотелось повернуть обратно и обратиться в бегство, подальше отсюда — под защиту своего дома, и как можно скорее. Ей хотелось запереть за собой дверь на замок, забраться в постель и закрыться с головой одеялом.
За всем этим могло крыться что-то ужасное. Элис, обогнув дом, увидела, что снизу, из узких окон подвального этажа, пробивается желтый свет.
Элис поспешила к подвальному окошку. Наклонясь, чтобы заглянуть в него, она подобрала полы пальто и подол платья.