Эпоха мёртвых. Начало
Шрифт:
На проспекте Мира остановился у банкомата в стеклянной кабинке, где весь пол был завален чеками, и в шесть заходов опорожнил свой счет. Снял и рублями, и долларами, получилось больше трех тысяч «убитых енотов». Хорошо, что в последнее время я не «оголтевал» с расходами, вот и поднакопилось за несколько месяцев.
Распихал наличные в карманы, вернулся к машине. Ну что, на дачу? Или подъехать к институту, посмотреть издалека, с пустыря? Там есть где с машиной спрятаться и откуда подсмотреть. Любопытство убило кошку, но я не кошка все же, и я аккуратненько. Может, пойму, что хоть там взорвалось? Да и хочется все же шефа подстраховать, как он там справляется без меня? Он меня только не усыновил разве что, а так я у них дома времени провел не меньше, чем у себя.
А завтра мне обязательно надо в «Стрелец», к Лехе с Викой. Да и девушка у меня есть, я уже о ней говорил. Надо и о ней подумать, хотя… девушка у меня детский тренер по дзюдо, сама о себе позаботиться может. Нет, не в этом случае, тут уже никакое дзюдо не поможет.
Не скажу, люблю ли я ее, но мы друг к другу привыкли и уже два года вместе. Хотя о свадьбе речь никто из нас не заводил – каждый доволен своим свободным состоянием. Она периодически живет у меня, когда ей удобно, и так же периодически живет у себя, в снятой квартире в Матвеевском. Как бог на душу положит. Тренирует детские группы на Ленинградке в большом спорткомплексе, а основное место работы у нее в Крылатском, в магазине, торгующем японскими мотоциклами, квадроциклами, лодочными моторами и аквабайками.
Ночью движение было слабым, и уже через пятнадцать минут я припарковал машину за кустами, в сотне метров от задней стены НИИ, где теперь красовался пролом в два пролета. Плиты упали плашмя на тротуар, расколовшись и засыпав все вокруг бетонной крошкой, а образовавшаяся в заборе прореха была огорожена полосатой лентой. На проезжей части стояли два маленьких заборчика с желтыми маяками и знаками, показывающими, как объехать препятствие. Значит, милиция с этой стороны уже отметилась. Я достал из сумки бинокль и навел его на пролом – там, с дробовиком на плече, маячил Олег Володько. Вот и понаблюдаю.
НИИ. Охрана
20 марта, вторник, вскоре после полуночи
Рука у Николая Минаева уже почти не болела, что удивляло, но его подташнивало, во рту было сухо, а свет причинял неудобства. Он даже был рад, что электроснабжение института не восстановится до утра, потому что свет от фонарей резал глаза, они сильно слезились, и хотелось спрятаться в самый темный угол. Он смиренно отвечал на вопросы прибывшего милицейского следователя, но при этом хотел лишь одного – тишины и темноты. Следователь расположился со своей папкой прямо во дворе, на капоте милицейского «уазика», который все же сумели запустить внутрь, где и допрашивал всех, бывших на территории института. Когда он закончил с Николаем, тот вздохнул с облегчением и пошел в здание. Делать в здании ему было нечего, но там было совсем темно.
Николай поднялся на второй этаж и столкнулся с Дегтяревым, который спускался по лестнице вниз, подсвечивая себе фонариком. Дегтярев остановил Николая, придержав его за рукав:
– Коля, я вот о чем хотел вас спросить… а что у вас с рукой?
– Порезался стеклом, – отмахнулся Минаев.
– Никто не укусил? – чуть нахмурясь, уточнил Дегтярев.
– Нет, что вы, – вполне правдоподобно изобразил удивление Николай.
Дегтярев кивнул и пошел дальше. Николай чувствовал, что он допускает страшную ошибку, может быть, даже самую большую в своей жизни. Он был достаточно сообразителен, чтобы связать свое плохое самочувствие с укусом бешеной обезьяны, но желание тишины, покоя и темноты было настолько сильным и всеобъемлющим, что ему проще было соврать. Только бы спрятаться куда-нибудь, неважно, что случится потом. Хоть смерть, но сейчас он должен был отдохнуть.
Открыв дверь одного из кабинетов, в котором обычно квартировал Джеймс Биллитон, когда находился в Москве, Минаев прошел внутрь, закрыв за собой дверь, сел за стол, во вращающееся широкое кресло. Но туда падал свет из окна, и Минаеву он мешал. Тогда он перебрался в угол кабинета, куда не попадал ни один луч света, и улегся прямо на пол, на ковровое покрытие, свернувшись калачиком. Как ни странно, в такой позе зародыша он почувствовал себя лучше. Голова закружилась даже сильнее, но головокружение не было неприятным, скорее, наоборот, каким-то плавным и убаюкивающим.
Николай прикрыл глаза и почувствовал, как приятное онемение охватывает все его тело, и он даже не чувствует под собой жесткого пола, а как будто плывет куда-то в полной невесомости. Тошнота тоже начала уходить, и ее место занимала блаженная дрема. Очень хотелось спать, и появилось ощущение безопасности. Николай нашел то место, где наконец ему станет спокойно и удобно и никакой свет ему уже не помешает. В какой-то момент он вдруг понял, что умирает, но затем эта мысль показалась ему нелепой – умирать должно быть неприятно, а сейчас ему стало по-настоящему хорошо.
И так он лежал, тихо-тихо, и вскоре сознание оставило его навсегда, а за ним ушла и сама жизнь. Остывающее тело неподвижно лежало на полу, до тех пор пока дверь не открылась и кто-то не вошел в темный кабинет.
Дегтярев Владимир Сергеевич
20 марта, вторник, вскоре после полуночи
Оверчук как раз «решал вопросы» с милицией, поэтому Владимир Сергеевич был один, когда столкнулся с подъехавшим на такси Джеймсом Биллитоном. Тот был бледен, взволнован, путал русские слова с английскими и вообще выглядел так, как будто его привезли на расстрел.
– Владимир, это правда, что животные разбежались?
– Это правда, Джеймс, – кивнул Дегтярев.
– Что мы должны делать?
В голосе американца проскальзывали панические нотки, казалось, что он вот-вот сорвется на крик.
– Оверчук берет все на себя, но я ему не верю, – вздохнул Дегтярев. – Он скорее нас перестреляет, чтобы мы не проболтались, чем этих обезьян. Я сейчас буду звонить всем, кто с этим хоть как-нибудь связан. Пусть объявляют комендантский час, чрезвычайное положение, карантин, что угодно, но это следует остановить. Вам тоже следует предупредить своих, в Америке. Вы не давали еще туда наши новые результаты?
– Нет, я жду отчета от Сергея, – покачал головой Биллитон. – Меня же попросят обратиться к психиатру, если я позвоню им и скажу, что у нас мертвые обезьяны питаются живыми. Надо будет отправить видеоматериалы, отчет и все, что у нас есть.
– Это верно. Я тоже не буду говорить, что некоторые из разбежавшихся животных мертвы. Скажу, что они просто носители опасного заболевания.
– Кому вы собираетесь звонить? – спросил американец.
– Своему руководству, – задумчиво сказал Дегтярев. – Начну с них, по крайней мере. Если они не смогут расшевелить городские власти, то я тоже не смогу. Если я сейчас расскажу об этом следователю, то он меня арестует, меня продержат в камере как минимум до утра, а затем время будет безнадежно упущено.