Эпоха перемен. Историко-публицистический роман в 2 частях. Часть 1
Шрифт:
– Да, – вспомнил Аркадий, – несколько лет назад мне пришлось с этим столкнуться.
Внучка пришла к Аркадию с вопросом:
– Деда, а кто были твои родители?
– А почему ты вдруг о них вспомнила?
– Нам в школе дали задание, чтобы каждый составил генеалогическое древо своей семьи.
Аркадий по старой привычке насторожился. Когда-то определённые органы интересовались тем, из какой семьи вышел тот или иной человек. И не дай бог, если человек происходил не из рабочих или крестьян. Трудно приходилось тем, кто происходил из семьи священника, мелкого торговца, любого частного владельца. О выходцах из семьи помещика или капиталиста и говорить нечего. Таких
Остальным тоже приходилось несладко. Трудно было поступить учиться, продвигаться по службе. Действовал принцип «яблоко от яблони недалеко падает». А куда оно должно было падать, если имущество отобрали, родителей расстреляли. Вряд ли кто-нибудь в таких условиях кричал от восторга: «Да здравствует Советская власть!» Но выживать как-то надо было. И на людях приходилось-таки кричать.
В почёте тогда были только бедняки. Во многих населённых пунктах висели лозунги «Да здравствуют бедняки!» В еврейском местечке, где жили родители мамы Аркадия, все говорили на идише, и лозунг этот тоже перевели на родной язык. Но переводчик, очевидно, оказался не очень грамотный, и в переводе получился лозунг «Да здравствует бедность!» Поэтому многие не могли этот лозунг понять и задавали друг другу вопросы:
– Бедность ведь у нас уже есть. Так для чего надо было устраивать всю эту революцию?
Но тем, кто к голытьбе себя не относил, нужно было как-то приспосабливаться. Многим приходилось отказываться от родителей. Аркадий вспомнил историю инженера Голикова с Урала. Человек был способный, стремился в науку, но происходил из семьи священника. Поэтому дальше металлургического завода ему дорога была закрыта. Но когда он отказался от отца, то начал продвигаться по службе и возглавил в Москве видный институт.
В силу всех этих обстоятельств люди не афишировали прошлое своей семьи, зачастую всячески скрывали. И если были они не из рабоче-крестьянской семьи, то писали «из семьи служащего». Власть такая запись устраивала: хоть и не рабочая косточка, а всё ж не из эксплуататоров. А ведь многие частники и не были эксплуататорами. Если человек держал лавку или мастерскую, то зачастую и корпел там с утра до ночи. Когда дело процветало, можно было взять себе и помощника.
Но по советским меркам он всё равно считался эксплуататором. Если толковый крестьянин хорошо вёл своё хозяйство, не был нищим, то попадал в разряд кулаков. И таких по стране были миллионы. Их дети не распространялись о своей семье и прятались в графе «из служащих». Вызывает удивление, что автору текстов двух Советских гимнов и одного Российского удалось на протяжении всей жизни скрывать своё дворянское происхождение. Неужели органы до этого не докопались?
…И вот теперь детей заставляют вспомнить своих предков. То, что тщательно скрывалось многие десятилетия, теперь нужно выставить напоказ? Но с какой целью это делается? Может быть, из детей делают маленьких стукачей? Сдадут дети свои сочинения, потом их можно отнести куда следует. Там всё это занесут в компьютер, и вот, пожалуйста, готова картотека на всё население страны! Теперь любому нашему «засланцу» можно такую легенду сочинить, пальчики оближешь. Да и местное население проверять легко, если кто выдаёт себя за кого-то другого. Нет, вряд ли новая власть хочет окончательно «зачистить» то, что не смогла сделать старая. Может быть, наоборот, хочет вернуть хорошие семейные традиции? Чтобы дети могли гордиться своими предками? Это укрепляет прочность семьи. А от прочности семьи зависит прочность государства. Наверное, так.
Придя к этой мысли, Аркадий попытался составить генеалогическое древо своей семьи. Имя, отчество, год рождения и специальность отца и матери Аркадий знал. По сохранившимся нескольким документам времён эвакуации было известно, кем и на каком заводе отец работал. Начал вспоминать про дедушек и бабушек и понял, что не знает о них ничего. Имена дедов можно ещё вычислить по отчествам родителей. А как звали бабушек, Аркадий не знал. Мама вообще никогда о них не рассказывала. Почему? Наверное, из-за тогдашней обстановки в стране. Позже он узнал от родственников, что жили они на Украине и с приходом немцев были расстреляны. Родители отца – в Конотопе, а родители мамы – где-то в Монастырищах. Вот и вся информация. Кем были дедушки и бабушки, как жили, Аркадий не знал. И никого уже не спросишь, потому что ни родителей, ни дядей и тётей уже нет в живых. А ведь мог бы расспросить в своё время. Но не принято тогда было распространяться о своих предках.
Судьба раскидала людей по разным концам страны, и каждый начинал жизнь с чистого листа. Оставались только какие-то детские воспоминания. Аркадий не очень многое помнил. Помнил, как во время войны долго ехали в товарном вагоне и оказались в столице солнечной Киргизии. Приехали к папиной двоюродной сестре, эвакуировавшейся из Харькова несколько раньше со швейной фабрикой. Тётя Ева тогда получила комнату и жила там с тремя детьми, двое из которых были уже взрослыми и работали на заводе. И вот им свалились на голову ещё четверо: Аркадий, его сестра, их мама и тётя, мамина сестра. Сейчас даже трудно представить, как все умещались в одной сравнительно небольшой комнате.
Аркадию как самому младшему приходилось спать на плите. Эта кирпичная плита стояла прямо посреди комнаты. Днём её топили, готовили обед. А вечером на неё стелили постель и укладывали Аркадия… Размышления о печке навеяли на Аркадии ещё одно воспоминание. Он тогда уже поступил в техникум, и у них на первом курсе был предмет «военное дело». Занятия иногда проходили в стрелковом тире, который располагался прямо при техникуме. Стреляли из малокалиберных винтовок, и двор был усеян стреляными гильзами. Аркадия мучила эта бесхозяйственность, и он всё искал применения этим гильзам.
От кого-то он получил информацию, что если гильзу начинить серой от спичек и потом аккуратно гильзу забить, то получатся хорошие пистоны. Аркадий решил тут же это проверить. Вместе с другом они изготовили опытную партию пистонов, вышли во двор и стали бить по ним камнем. Но, видно, удары были не точные, и пистоны отскакивали в снег. Приходилось их там искать и бить снова. Однако от снега пистоны, видно, отсырели и не взрывались даже тогда, когда были сплющены в лепёшку. Раздосадованный Аркадий пошёл домой и бросил пяток пистонов в печку для просушки. Печку ещё не растопили, но дрова в ней уже лежали. Аркадий подождал некоторое время, а потом убежал во двор играть с ребятами. Нагулялся он до самого вечера, проголодался и побежал домой поесть.
– Мама, давай быстрей обедать, я есть хочу.
– А у нас сегодня обеда нет, – холодно отозвалась мама.
– Почему нет?
– Тебе лучше знать.
И тут он вспомнил про пистоны.
– Так что, пистоны высохли?
– Да, да, хорошо высохли, – переглянулись мама с тётей.
Оказалось, что, когда мама разожгла печку, дрова плохо горели. Мама открыла дверку и начала раздувать пламя. В это время грохнул взрыв, и мама чуть не села на пол. Она только успела закрыть дверку, как прогремел второй взрыв, затем ещё несколько. Никто больше не осмелился подойти к печке, и она стояла не топленная.