Эпоха Пятизонья
Шрифт:
– Ох, класс! Ох, наконец-то! Где ты раньше был?! Сейчас пойдем и наших накормим, – размечтался он, засовывая в рот последний кусок картошки.
Костя посмотрел на него, как на идиота. Он что, не понимает ситуации? Я сюда-то еле-еле добрался, головы чуть не лишился, а теперь надо переться неизвестно куда. Но вслух ничего не произнес, экономя время, а лишь спросил:
– Запьешь?
– Запью, – с достоинством согласился майор.
Что там выдал хабар-кормилец, Костя понял только тогда, когда майор Базлов выдохнул воздух: коньяк! Судя по запаху и морде майора, хороший коньяк. Костя и сам был не прочь его отведать, но надо было двигать. Он вспомнил,
– А кто ты такой, собственно? – спросил Базлов и покосился как-то странно, словно приглядываясь, как вести себя с Костей.
– Сталкер… – признался Костя нехотя, потому что не знал, как майор отнесется к подобной новости, может, кинется с кулаками?
– Черный что ли?
К его облегчению, в голосе майора не прозвучало ни презрения, ни предвзятости – одна деловая заинтересованность.
– Да не знаю я… – пожал плечами Костя, – по-моему, еще нет.
– Ну да… ну да… – не поверил майор, – упакован ты первостатейно. – Он вопросительно посмотрел на Костю и перевел взгляд на «пермендюр».
Костя не успел ничего объяснить. Они добрались до вершины косогора, волоча за собой излучатель, как бревно, и стали разглядывать Ивановскую площадь. В какой-то момент она показалась Косте очень странной, как бы задернутой вуалью, в следующее мгновение – непримечательной, пустой, словно выметенной ретивым дворником. Костя сжевал три или четыре «преснушки» и почувствовал себя вполне бодрым. Он знал, что воли ему хватит как раз на три дня, на больший срок он не рассчитывал. Далекий гул продолжал его тревожить. Гул одновременно напоминал шум города и шум большого завода. Раньше такого не было, думал Костя, или я привык, или не обращал внимания. На всякий случай он «надел» шлем-самосборку, чтобы лучше слышать. Базлов только присвистнул:
– А говоришь, не черный!
Костя не знал, с чем или с кем ассоциируются слова «черный сталкер» у майора, и потому промолчал. Может, он меня убить хочет, – подумал Костя, как в старые добрые времена? А может, завидует? Черт его знает. Он покосился на мужественное лицо майора. Оно было сосредоточенным и злым. Лоб прорезали две глубокие морщины. Даже рана сбоку не портила его благородных форм.
– Ну что там? – нервно спросил майор.
– На колокольне кто-то сидит, – ответил Костя. – Не пойму…
– А как эта штука стреляет?
– Я не знаю, – даже не оглянулся Костя.
– Что-то похожее на гранатомет, только прицела нет. – Майор повертел в руках «пермендюр». – Ага… в качестве него можно использовать раструб и вот эту штуку.
Базлов что-то потянул там, где у нормального оружия был затвор, и открыл шторку. Костя заглянул. Под шторкой явно был индикатор количества зарядов. Похоже, Амтант из него ни разу не выстрелил, решил Костя и не успел глазом моргнуть, как майор, не долго думая, шуранул из «пермендюра» по колокольне Ивана Великого: «Бах-х-х!.» Костя от неожиданности присел и с удивлением посмотрел на майора. Сказалась военная подготовка. Должно быть, он мог стрелять из чего угодно, даже из водопроводной трубы. Вслед за белым шаром потянулась огненная дорожка с белым дымом, и заряд влетел как раз туда, где, по идее, находились колокола. Над Кремлевской Зоной поплыл протяжный, басовитый гул. Золотая маковка пошатнулась и съехала набок. А еще через мгновение от стен кто-то отделился и, сделав несколько пируэтов в стиле пьяной мухи, рухнул на Соборную площадь. Раздался звук упавшего мешка с картошкой.
– Это вам за моего механика-водителя, Пашку Ржевского! – процедил сквозь зубы Базлов, и лицо его сделалось злым-презлым, а глаза налились смертельной усталостью.
Ну все, с холодком в груди понял Костя, теперь мы сплошная мишень. Словно в подтверждение его страхов пелена над Ивановской площадью встрепенулась и со стороны Арсенала и Троицкой башни будто взлетела стая ворон. Только каждая ворона была величиной с осла, если не больше.
– Чего стоишь?! Бежим! – крикнул майор Базлов, нервно кривя рот.
Оказывается, он, прихрамывая, уже навострил лыжи назад к Военной школе. Что оставалось делать? Костя со всех ног кинулся следом, проклиная на чем свет стоит шустрого майора с его мужественным баритоном. Далась ему эта колокольня, думал он. Так хорошо все началось. Проскользнули бы тихо, незаметно, как мышки. Разведали бы все, дождались удобного момента, и тогда – стреляй не хочу. Всех уложили бы! Лучше было вообще не стрелять. А так?.. Размазня сплошная. Вот почему я люблю работать один. Ну, может быть, в паре с Бараско. Костя поймал себя на мысли, что впервые осознанно причислил себя к сталкерам. Быть может, даже к черным. Это было для него маленьким открытием. Назвать себя честно и непредвзято черным сталкером многого стоило – быть может, даже такого момента, когда на тебя нисходит просветление. Только Костя не успел насладиться сладким чувством сопричастности к черным сталкерам.
Майор уже лез в подвальное окно школы, цепляясь «пермендюром» за разбитую раму. Костя спиной чувствовал, что те короткие мгновение, которые остались до появления летающих тварей, истекают, как последние капли жизни. Единственной хорошей новостью во всей этой суматохе было то обстоятельство, что индикатор мощности «титана» показывал восемнадцать процентов. Когда он успел? – с облегчением удивился Костя и подумал о Лере, но как-то мимолетно, словно оглянулся на промелькнувшую в кустах райскую птицу. Не тот был момент в жизни, не тот: из-за угла на уровне третьего этажа выскочил, блеснув кирасой, «песиголовец», то бишь какая-то летучая тварь, то бишь «протеиновый матрикс». Костя его сразу узнал, хотя ни разу в жизни не видел, и понял, почему майор назвал их «песиголовцами» – из-за острых стоячих ушей, острой лисьей морды и гребня на макушке.
«Протеиновый матрикс» по инерции пронесся чуть вбок, с противным скрежетом цепляясь, однако, когтями за стену, и Костя чисто автоматически, на одном рефлексе вскинул дробовик АА-24. «Протеиновый матрикс» выпустил из когтистых лап ветвистые короткие молнии. Костя выстрелил, целясь в грудь странного существа. Молнии врезались в стену школы, а от «протеинового матрикса» во все стороны полетели ошметки, похожие на доспехи, его же самого отбросило наискосок к деревьям. Костя выстрелил снова – недаром его виртуально натаскивали делать это на одном автомате. Вот тогда-то брызнула кровь и «протеиновый матрикс» закричал, как смертельно раненный неземной зверь.
– Сигай! – услышал Костя сухой баритон и прыгнул в окно.
В трех шагах он увидел майора, выглядывающего из следующего подвала, и, держась за металлические поручни, на пятках съехал вниз. Потом они долго и нудно бежали, не жалея ног, несколько раз сворачивали, карабкались, падали, вскакивали, бежали и наконец, запыхавшись, остановились в белокаменной сводчатой комнате, где воздух был неподвижным и холодным, как в могиле. Майор дышал тяжело, словно паровоз, у которого кончается пар.