Эпопея любви
Шрифт:
— Я дам вам тысячу ливров золотом, если вы разрешите прочесть письмо.
— Да меня повесят за это!
— Стало быть, письмо очень важное… Две тысячи ливров! Солдат заколебался, а Пардальян продолжал:
— Зайдем в ближайший кабачок, я поставлю бутылочку и, пока вы будете пить, распечатаю и прочитаю письмо.
— Нет, — отказался солдат. — Офицер сказал, что меня повесят, если я потеряю письмо.
— Вот болван безмозглый! Никто твое письмо терять не собирается. Три тысячи ливров!
Пардальян решительно схватил солдата за руку и втащил в
— А не обманете? — умоляюще спросил солдат, когда они уселись за стол.
Пардальян молча отстегнул свой кожаный пояс и положил его на стол перед солдатом:
— Считай!
Солдат был ошеломлен: за всю свою жизнь он никогда не видел столько золота. Целое состояние лежало перед ним. Он швырнул Пардальяну письмо и, не считая, стал лихорадочно набивать карманы золотом. Потом вскочил, бросился к двери и исчез, не попрощавшись. Пардальян пожал плечами и спокойно вскрыл письмо. Вот что он прочел:
«Монсеньер, к воротам Сент-Антуан подъехала закрытая карета и человек десять всадников. Среди сопровождавших был маршал де Монморанси. Он был весьма расстроен тем, что не смог выехать. Полагаю, что с ним были те самые два авантюриста, о которых вы говорили. Я приказал проследить за каретой, думаю, она вернулась во дворец Монморанси. Смею надеяться, что вы сожжете записку после прочтения и не забудете того, кто предупредил вас».
— Ну вот, — пробормотал Пардальян, — теперь понятно, что означает приказ короля закрыть все ворота Парижа.
И Пардальян отправился во дворец Монморанси.
В этот вечер к маршалу де Данвилю пришли сообщения от стражи всех парижских ворот. Во всех бумагах стояло: «Ничего нового» или «Маршал де Монморанси не пытался выехать из Парижа», или «Указанные лица не появлялись». Лишь пост у ворот Сент-Антуан не прислал донесения.
Итак, маршал де Монморанси, Лоиза, Жанна де Пьенн и оба Пардальяна оказались пленниками в Париже. Данвиль, дожидаясь момента убрать Карла IX, пользовался доверием молодого короля и злоупотреблял этим. На три месяца на него была возложена обязанность надзирать за воротами Парижа. Ему не стоило большого труда убедить короля, что в нынешних условиях лучше тщательно следить за всеми, кто въезжает и выезжает из Парижа.
Во дворце Монморанси жизнь текла как обычно. Было решено, что лучше отсидеться во дворце и не предпринимать отчаянных попыток вырваться из города. В конце концов ворота Парижа когда-нибудь откроют и тогда можно будет спокойно покинуть столицу.
Так прошли две недели. Шевалье и Пардальян-старший почти каждый день выходили из дворца, чтобы узнать новости. Они делали все возможное, чтобы выйти и вернуться незамеченными. Однажды вечером Пардальян-старший возвращался во дворец один и обнаружил в привратницкой знакомую фигуру: это был Жилло, достойный племянник интенданта маршала де Данвиля господина Жиля.
— Ты зачем явился? — прорычал старый солдат.
— Господин офицер, я пришел… сейчас объясню…
— Высматриваешь? Вынюхиваешь, подонок?
— Да послушайте же, ради Бога! — лепетал Жилло.
— И слушать не желаю! Я же тебе обещал — явишься, отрежу оба уха!
Тут Жилло выпрямился и голосом, в котором звучало оскорбленное достоинство, произнес:
— Хотел бы я посмотреть, как вы сможете выполнить ваше обещание!
Жилло стащил колпак, надвинутый низко на глаза, и ошеломленный Пардальян увидел, что ушей у него не было!
— Видите, сударь, вы не сможете отрезать то, что уже отрезано…
— Да кто это тебя так отделал?
— Дядюшка, собственными руками! Когда монсеньер де Данвиль узнал, что я выдал его тайну, опасаясь, что вы отрежете мне уши, он сказал дяде: «Прекрасно! Отрежьте ему уши сами!» И мой дядя (я и подумать не мог, что он способен на такое преступление!) исполнил жестокий приказ. Я потерял сознание, и меня выбросили вон из дворца. Меня подобрала одна сердобольная женщина, вылечила, выходила. А теперь, сударь, я хочу отомстить и отдаю себя в полное ваше распоряжение!
«Вот так дела!» — подумал Пардальян-старший.
— Поймите, сударь, — продолжал Жилло, — я могу быть полезнее, чем вы думаете. Вы не пожалеете, тем более, что я многого не прошу…
— Чего же тебе надо?
— Помогите отомстить монсеньеру де Данвилю и дяде: один приказал отрезать мне уши, а второй выполнил этот приказ.
«Он, конечно, скотина, но намерения у него благородные. Как знать, может, такой нам и пригодится», — подумал Пардальян-старший, а вслух сказал:
— Договорились! Беру тебя на службу!
Глаза Жилло злорадно блеснули, но этот блеск Пардальян не заметил, иначе бы старый солдат что-то заподозрил. Он лишь знаком приказал Жилло следовать за ним и прошел во дворец.
Жилло двинулся за Пардальяном, прошептав:
— Думаю, мой дядюшка Жиль был бы доволен мной!
V. Раскаты грома
Через три недели после возвращения короля в Париж было объявлено о помолвке Генриха Беарнского и Маргариты Французской, сестры Карла IX. По этому поводу в Лувре состоялось пышное празднество, каких королевский дворец не видывал со времен Франциска I и Генриха II, прославившихся подобными великолепными увеселениями. Этот незабываемый вечер во дворце столь важен, что проследим, читатель, за всеми его событиями, час за часом.
Лувр сиял огнями, повсюду царило оживление, слышался смех, но в залах, где разворачивался великолепный праздник, назревала драма.
На улицах и площадях вокруг Лувра собрались толпы; лучники и гвардейцы с трудом сдерживали людское море, которое кипело, бурлило и шумело у сверкающих огнями стен дворца. Но не только любопытство двигало толпой. Несмотря на распоряжения властей, многократно объявленные на улицах, многие горожане вооружились протазанами и надели кольчуги.
На город опустились сумерки. Екатерина Медичи и король Карл IX, покинув гостей, уединились в одной из комнат Лувра, балкон которой выходил на Сену, на левый берег реки.