Эра Отмены
Шрифт:
Однако, вопреки ожиданиям, казарма (или общежитие – суть одна) располагалась на первом этаже.
Окна здесь были такие же, как в библиотеке, узкие, вытянутые, более похожие на бойницы. Потолки сводчатые, как в подземелье, но заметно повыше, а толщина стен, если судить по оконным проёмам, достигала сажени.
Старшина с Семёном прогулялись по длинному широкому коридору-галерее. Слева были окна, выходящие во двор, справа – массивные дубовые двери в арочных проёмах. По клёпке и кольцам Семён намётанным взглядом определил, что двери сработаны в восемнадцатом веке.
– Антиквариат, – одобрительно заметил он. – Любую дверь можно на аукцион выставлять.
– Да, тут всё очень старое, – кивнул старшина. – Но надёжное.
– Если надумаете ликвидацию устраивать, обращайся, – пошутил Семён.
– Ликвидацию? – Старшина нахмурился.
– В смысле, распродажу, – поправился Семён. – В общем, если что, обращайся, сведу с нужными людьми. Все двери в один присест улетят.
Старшина странно посмотрел на Семёна и ничего не ответил.
Очевидно, шутка не удалась.
Старшина открыл одну из дверей, пригласил Семёна войти в просторную келью, примерно пять на пять, и сообщил:
– Это кубрик первого отделения первого взвода. Располагайся.
Семён растерянно осмотрелся.
В комнате не было никакой мебели, если за таковую не считать десять длинных и узких шкафчиков-пеналов, вмонтированных в стену слева и справа от двери.
Вдоль других стен были разложены шесть мешков, таких же, как и тот, что выдали Семёну. У каждого мешка лежала аккуратная войлочная скатка.
– А где… Гхм…
– Кровати? – подхватил старшина. – Нет у нас кроватей, спим на войлочной подстилке.
– А как же… – Семён ткнул пальцем вверх и машинально прикоснулся к левому плечу. – Э-э-э…
– У Командора? Да, в библиотеке есть кровати, – подтвердил старшина. – И в лазарете есть. Кровати – для пожилых, больных и немощных. Остальные спят на войлоке и по ходу дела вырабатывают твёрдость духа.
Да, вот это получилась знатная шутка. Куда там «ликвидации».
– Но как же… – На Семёна от растерянности и возмущения накатил приступ косноязычия. – Как, вообще… В смысле…
– Да нормально, привыкнешь, – успокоил старшина.
– Разве к такому можно привыкнуть?!
– Легко. Когда двадцать часов в сутки вкалываешь не разгибаясь, будешь стоя спать, если разрешат. Или неделю в рейде, без сна и отдыха, так потом и на подстилке будешь сутки спать, как убитый, из пушки не разбудишь.
– А одеяло?
– Ряса, – подсказал старшина. – Вот твоё одеяло. Тут у тебя простынка есть и наволочка. Скатку раскатал, простынку постелил, на мешок натянул наволочку, рясой укрылся и спи, сколько влезет.
– Обалдеть…
– Привыкнешь, – пообещал старшина. – Располагайся…
Семён прислонил мешок к стене, положил рядом скатку и посмотрел на шкафчики.
– Твой номер семь, – сообщил старшина.
Шкафчики дубовые, с потемневшими от времени тяжёлыми дверцами. На дверцах вырезаны номера, от одного до десяти, замки отсутствуют.
– А как насчёт…
– Замков нет, ничего не пропадает. – Старшина легко читал мысли ошеломлённого неофита. – У нас не воруют.
– Ясно. Слушай, шкафов десять, а мешков шесть…
– Теперь семь. У нас, в общем, по подразделению некомплект более тридцати процентов.
– Мало платите, люди разбегаются?
– Боевые потери.
Последнюю фразу старшина произнёс буднично, нейтральным тоном, словно речь шла о неизбежных производственных издержках.
– Ясно… А сколько всего народу?
– Где? В подразделении, в Гильдии, в Ордене?
– Эмм… Ну, для начала…
– С какой целью интересуешься? – хитро прищурился старшина. – Или ты засланец и хочешь нас сосчитать?
– Да просто спросил!
– Всё узнаешь в своё время, – пообещал старшина. – Ты расположился?
– Да чего тут располагаться-то…
Семён открыл шкафчик с цифрой «семь». В шкафчике три отделения, небольшие верхнее и нижнее и длинное среднее. В этом среднем отделении запросто поместится длинноствольное оружие, наподобие снайперской винтовки.
Семён взял носовой платок и часы, пакет уложил в верхнее отделение и закрыл дверцу шкафчика. Всё, можно считать, что расположился.
Когда выходили из кельи в коридор, Семён обратил внимание, что дверь открывается наружу, а с внутренней стороны снабжена массивной металлической задвижкой. Если запереться в келье, снаружи ломиться будут долго. «Без взрывчатки не откроют!» – как сказал бы Богдан.
– Везде такие засовы?
– Да, в каждом кубрике.
– Слушай, а почему «кубрик»? Это же монастырь, а не корабль.
– Спроси кого-нибудь другого, – не стал откровенничать старшина. – А то я тебе что-нибудь лишнее скажу, а меня потом за это к стенке прислонят.
– Так уж и «к стенке»! Это ты пошутил так?
– Нет, не пошутил, – старшина был совершенно серьёзен. – У нас с этим не заржавеет. Будет за что – бегом рассчитают, и никакие заслуги не помогут. Так что ты поосторожнее, особенно на первых порах, пока не освоился. Следи за тем, что говоришь и с кем говоришь. И слушайся старших. Дурного тебе тут никто не посоветует.
– Да уж… – задумчиво протянул Семён. – Как-то у вас тут всё очень сурово. Я вот думаю… Может быть, лучше бы меня эта зеленоглазая в плен взяла?
– Кстати, и шути тоже с оглядкой, – посоветовал старшина. – Например, вот так про зеленоглазую при Арсении лучше не шутить. Он к таким вещам болезненно относится.
– Понял, не буду…
Помимо кубриков в расположении (так старшина называл всё крыло, где располагалась казарма) была общая душевая, туалет и умывальник, комната быта, кухня-столовая, баня и оперативный зал, тоже общий, и для воинов, и для учёных. Старшина сказал, что кубрики учёных располагаются дальше по коридору, за перегородкой, и ничем не отличаются от жилых помещений воинов.